Анатолий Рясов: «Левые взгляды» в политико-философских доктринах XIX-XX вв.: генезис, эволюция, делегитимация

Раскол, вызванный отношением к войне, прошел через различные национальные группы «левых» теоретиков. Так до конца и не оформившаяся консолидация в короткие сроки была уничтожена, разногласия помимо идейно-теоретического фактора усугубил национальный, и международная политическая сила из целостного мировоззренческого спектра эволюционировала в сторону многочисленных национальных вариантов социализма, а мировая пролетарская революция постепенно превращалась в миф. [17]Разумеется, следует учитывать и значительную идеологизацию общественного сознания в военный период, что способствовало проникновению в «левую мысль» не только традиционных ценностей национальных государств (суверенитета, патриотизма, конституционности), но и ряда националистических установок. [18]Национальные теории, восстановив могущество идеи территориального суверенитета, модернизировали этот проект посредством мобилизации активного сообщества в процессы национального строительства, в которые оказались интегрированы все «левые», в той или иной мере приобщенные к властным функциям. «Интернационализм, который в течение десятилетий был официальным знаменем могущественной организации рабочего класса, казалось, сразу исчез в огне и дыму международной бойни», – писал в 1919 г. Л.Д.Троцкий. [19]Лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» уже на этом этапе начал утрачивать свой смысл, так как рабочий класс каждой из европейских стран все больше смыкался вокруг национальных знамен, «революционные» рабочие становились законопослушными гражданами, отождествляющими себя со своими государствами. Социализм, консерватизм и либерализм становились не более чем вариантами одной идеологической модели: строительства нации, консолидации всего населения в цельный политический организм, единый в своей лояльности и в своем самоотречении. В то же время нужно признать, что именно в этот период происходило серьезное переосмысление многих аспектов «левых взглядов» сквозь призму национального фактора, до этого времени мало принимавшегося в расчет европейскими теоретиками, рассматривались объективные предпосылки модификации теоретических установок «левых» в контексте национальной специфики. В этой связи особое внимание «левых» начинали привлекать зарождавшиеся национальные антиколониальные движения.

Вторым международным событием, значительно трансформировавшим «левые взгляды», стала большевистская революция 1917 г. в России. Попытка практической реализации тезиса К. Маркса об установлении диктатуры пролетариата не могла не вызвать значительного резонанса в политических спорах «левых» теоретиков Европы и привела к углублению внутренних противоречий. Реформисты во главе с К.Каутским и Э.Бернштейном оценили большевистскую революцию как акт произвола и скачок через целую эпоху исторического развития. [20]Между тем значительная часть революционных социалистов отнеслись к событиям в России с повышенным интересом и одобрили действия большевиков, приняв советскую действительность в качестве ориентира для собственной теоретической и мировоззренческой позиции, многие лично направились в Советскую республику. По Европе прокатилась волна революций с последующим созданием эфемерных «советских республик». Ряд теоретиков (в том числе анархистского толка) заняли выжидательную позицию, настороженно относясь к государственническим установкам большевизма. В дальнейшем отношение к большевизму среди «левых» Европы значительно реформировалось по мере развития событий в революционной России, становления нового государства, последующей сталинизации режима.

Так или иначе, по меньшей мере, два глобальных международных события – первая мировая война и большевистская революция инициировали глубочайший кризис самых оснований «левой» идеологии и стратегии, заставили теоретиков пересматривать привычные ориентиры и подвергать прежние компоненты философского багажа перманентному переформулированию. В начале ХХ в. теоретический интерес «левых» все больше начали привлекать насущные проблемы экономического и политического положения в мире, а конкретная акция и реальное действие стали одним из основных способов найти достоверные критерии правильности или ложности тех или иных воззрений. Основной причиной трансформации целостного мировоззренческого спектра в конгломерат изолированных, адаптирующихся к конкретным обстоятельствам, идейно конвертируемых сентенций, стала отнюдь не интеллектуальная и экзистенциальная реакция «левых» на глобальные международные изменения, а организационно-партийное оформление философских течений. Причем этот процесс взрывообразного развития новых идейных направлений, их дальнейшей дифференциации в соответствии с политическими позициями развивался с все увеличивавшейся интенсивностью. «Левая мысль» утрачивала свой монолитный облик, распадаясь на множество идейных направлений, каждое из которых, гипостазируя себя в некую абсолютность, со всей очевидностью демонстрировало свой частичный характер. Мышление «левых» все больше превращалось из диалектического и преодолевающего противоречия в прямолинейное и догматическое. «В чистой теории могут мирно сосуществовать друг с другом самые разнородные воззрения и направления, а их противоречия – принимать лишь форму дискуссий, которые спокойно могут разыгрываться в рамках одной и той же организации, не взрывая ее изнутри; в то время как те же самые вопросы, будучи обращены в организационную плоскость, выступают как жестко очерченные, исключающие друг друга направления», – писал в начале 20-х гг. ХХ в. один из будущих основоположников «западного марксизма» Г.Лукач. [21]