Абрам Фет: Заблуждения капитализма или пагубная самонадеянность профессора Хайека

Теперь мы можем указать место Хайека на «шкале» социологических взглядов. На него совсем не повлияла современная биология, за развитием которой он вряд ли следил. Не чувствуется у него и влияния психоанализа: он, по-видимому, воспитан на философии позитивизма и сильно переоценивает роль рационального начала в общественной жизни, о чем еще будет речь. Идеи эволюции ему чужды, о происхождении человека он не думал; но общий шаблон «борьбы за существование» в стиле Спенсера он, по-видимому, усвоил в молодости, в эпоху «социал-дарвинизма». Наконец, идеи кибернетики повлияли на него только на уровне «теории систем», то есть он усвоил представления «технической кибернетики» о сложных системах.

Но в последние годы стало очевидно, что «пророчество» Винера было верно. Решающая роль обратных связей и регулирующих контуров в объяснении биологических явлений (наряду с теорией информации) была доказана рядом биологов и блестяще резюмирована в уже цитированной книге Конрада Лоренца [K. Lorenz,. Die Rückseite des Spiegels.: München, 1973.] и в книгах Грегори Бейтсона [G. Bateson Steps to an Ecology of Mind (Этапы экологии психики), New York: Balantine Books 1972; Mind and Nature (Природа и разум), Macmillan Club Edition, 1979]. Для нашей цели важны следующие биологические идеи.

1. Наследственность человека, определяющая его важнейшее видовое отличие от всех других животных, является результатом взаимодействия двух систем: системы генетической наследственности и системы культурной наследственности. Вне этого взаимодействия не возникает ни индивид, ни сообщество индивидов.

2. Каждый человек принадлежит некоторой культуре, первым признаком которой является родной язык. Культура, с ее традицией, определяет поведение человека. Распад культуры означает распад упорядоченного поведения людей этой культуры. История культуры моделируется историей видов и подвидов, причем в очень сильном смысле: те и другие явления можно считать частными случаями общих биологических закономерностей.

3. Система инстинктов, стимулирующих и ограничивающих поведение человека, сложилась в доисторические времена, не позже чем в эпоху палеолита. Происшедшие с тех пор изменения этих инстинктов можно считать в социологическом аспекте достаточно малыми по сравнению с культурными изменениями. Никакие культурные влияния не могут подавить действие инстинктов, но могут в той или иной степени влиять на форму их проявления.

4. Специфически человеческими инстинктами, в своем конкретном действии, являются:

(а) Инстинкт внутривидовой агрессии. У человека сильно ослаблены корректирующие его инстинкты, охраняющие собратьев по виду и предотвращающие их убийство. Ослаблены также инстинкты, охраняющие женщин и детей. Функции этих в значительной степени выпавших инстинктов приняли на себя механизмы культурной традиции.

Сила действия инстинкта внутривидовой агрессии по отношению к членам «чужой» группы возросла; она умеряется остаточным корректирующим инстинктом и механизмами культурной традиции, зависящими от местных обстоятельств.

Специфические для человека изменения инстинкта внутривидовой агрессии и сопутствующих ему корректирующих инстинктов объясняются, по-видимому, групповым отбором на агрессивность к «чужим», то есть членам других племен.

Все изложенное до сих пор представляет общепринятые взгляды современной биологии. Теперь мы перейдем к рассмотрению еще одного инстинкта, который является гипотетическим. Его постулировали многие авторы и до, и после возникновения этологии. Лоренц не говорит о нем в решительной форме, но многие места в его книгах свидетельствуют о том, что он допускал действие этого инстинкта – инстинкта социальной солидарности у человека. В пользу такого предположения говорит огромное число приводимых им примеров «солидарности», взаимной поддержки и даже совместной деятельности у различных видов. Во всех этих случаях «солидарность» животных имеет явно инстинктивный характер, в том числе у приматов. Было бы странно, если бы подобный инстинкт отсутствовал у человека. Далее, Лоренц много раз подчеркивает специфически человеческие реакции на поведение «асоциальных паразитов» (имея в виду особую разновидность таких паразитов – уголовных преступников). Сопоставление этих высказываний не вызывает сомнения, что он допускал врожденный, то есть инстинктивный характер этих реакций; достаточно сослаться на сочувственно цитируемые им слова Гёте «о праве, что родится с нами». На вопрос, почему великий биолог не сформулировал свою точку зрения так же решительно, как в других случаях, можно дать вполне убедительный ответ. Лоренц собирался написать второй том «Оборотной стороны зеркала», специально посвященный патологии человеческого общества. Можно думать, что этот весьма деликатный вопрос, способный раздразнить всех гусей без перьев, он включил бы во второй том. То, что второй том «Зеркала» не был написан, – это, поистине, несчастье для культурного человечества.