Виктор Ардов - Этюды к портретам

Да, писатель использовал приемы и форму водевиля в «Ревизоре». В какой-то мере, несомненно, то было стремление облегчить прохождение пьесы через цензуру: если нравы русской провинции изобразить в виде реалистической комедии, пьеса была бы запрещена безусловно. Общеизвестно, что Николай I остался недоволен «Ревизором». И по окончании спектакля на премьере в Александрийском театре царь сказал:

— Всем сегодня здесь досталось, а больше всего — мне…

Иными словами император объявил, что ему понятно: «Ревизор» осуждает не отдельные явления, а режим, установленный им лично. Кстати, когда в Пензенской губернии из-за перелома ключицы в аварии Николай Павлович принужден был некоторое время прожить в уездном городе, ему представлялись местные чиновники. И царь, увидев выстроившихся шеренгою в зале помещичьего дома — городничего и смотрителя учебных заведений, судью и попечителя заведений богоугодных, лекаря и почтмейстера, шепнул на ухо своему гофмаршалу:

— Но я с ними со всеми уже знаком по «Ревизору» Гоголя!

Обычно роли чиновников исполняют в манере почти реалистической, а вот Хлестакова чаще принято играть водевильно. Так происходит еще и потому, что сегодняшние «стиляги» и пижоны совсем не похожи на «шелкопера» времен Николая I. А службисты и взяточники переменились гораздо меньше за полтораста лет…

Между тем автор написал роль Хлестакова и роли чиновников в едином ключе. Он спрятал не слишком глубоко под водевильными украшениями свою сатиру. Вообще-то Гоголю было свойственно одно редкое для сатирика качество: Гоголь умел, сохраняя бытовое правдоподобие реплик персонажа, доводить высказывания этого персонажа до стадии афоризма, который звучит как прямая авторская оценка того, о чем говорит данная реплика. Поясню на примерах.

«У нас больные все как мухи… выздоравливают».

Под видом оговорки чиновника произнесен приговор постановке дела в больнице.

«Чуть где-нибудь поставишь забор или памятник, неизвестно откуда нанесут всякой дряни…»

Опять афоризм. И т. д.

И не только в «Ревизоре» создает Гоголь эти строки двойного, так сказать, звучания…

Роль Хлестакова также полна подобными глубокими оценками отдельных сторон действительности. Писатель выражает в них и психологию шалопая, и собственное свое, авторское отношение как к самому персонажу, так и к различным явлениям той эпохи. Но мало того! Надо еще учесть, что многое из существовавшего на свете в прошлом веке живо сегодня! В такой живучести ведь и сказывается гениальность автора. И не только для нас жив сюжет «Ревизора». Недавно я смотрел итальянский фильм, который переносит фабулу гоголевской комедии в годы фашистского режима: мнимый ревизор появлялся в городке неподалеку от Рима. И все шло, как в нашей пьесе. А еще газеты сообщили в этом году: в одной из молодых африканских республик «Ревизора» играли на местном негритянском (!) материале. Было даже фото, изображающее чернокожую городничиху и такого же Хлестакова.

Прошу меня простить за отступление. Без него мне трудно было бы пояснить, в чем состояла поразительная. удача М. А. Чехова в роли Хлестакова. Впервые на русской

сцене возник образ, не только предельно сходный с основным замыслом автора, но и вобравший в себя все мыслимые аспекты этой трудной роли.

Опять-таки тут началось с удивительного соответствия внешности актера и характерных признаков персонажа — по точному описанию его, сделанному самим автором. Худенькая фигурка Чехова, его слабый, хрипловатый и незвучный голос, обыденные черты физиономии: нарисованные у самого лба брови; нашлепка из гуммоза на носу, создавшая уже не «башмачок», а «дулю»; ничтожные бачки; легкий и нервный ритм в движениях, вообще свойственный актеру, — каждая черта усиливала впечатление зрителей, обогащала их представление о ничтожности самозваного ревизора.

Но это, конечно, было «подножием» замечательному творческому созданию артиста. В таких внешних чертах выражался замысел Чехова, и выражался богато и щедро, не заставляя, однако, публику уделять внешности больше внимания, чем сути образа.

Это звучит парадоксом: дурака и ничтожество играл человек, по своему таланту, образованию, философским познаниям и нравственному облику выдающийся. И именно потому, что от Чехова веяло этой неповторимой силою духа, его игра оказалась столь значительной. Чехову доступно было проникновение в зерно образа и в тему всей пьесы в такой степени, в какой ни ранее, ни позже никому не могло удасться. Его Хлестаков перерос не только водевильного кавалера, бытового простака и характерного персонажа. Он достиг некоего обобщения, которому имя — суетность человеческая.