Полина Кочеткова - Спецслужбы и войска особого назначения

К: Существуют ли различия между досье самих исполнителей, то есть штатных сотрудников МГБ и их внештатных сотрудников, й досье жертв, то есть тех, за кем следили и кого преследовали. Сколько людей можно причислить к каждой из этих групп?

Гаук: За последние два года мы рассортировали децентрализованные картотеки, теперь у нас имеется 40 млн карточек. По нашим данным, в последний год существования ГДР в Министерстве государственной безопасности насчитывалось 91000 штатных и около 17 5 000 активных внештатных сотрудников. Это — приблизительные цифры. Пока я все еще отказываюсь назвать количество досье на жертв, поскольку здесь есть большая проблема, а именно, как определить понятие жертвы. С какого момента можно считать себя жертвой? Когда находишься под целенаправленным наблюдением или когда сидишь в тюрьме? Закон говорит «о лицах, которых это касается», то есть о лицах, о которых целенаправленно осуществляется сбор информации. Если взять внештатных сотрудников, то истины ради надо сказать, что многие из них не чувствовали себя пособниками, а вели беседы из-за явного страха; иногда здесь смешивались различные мотивы: желание помочь якобы, в хорошем деле и боязнь за собственную карьеру. Большинство людей дали себя уговорить, а многие действот вали из чувства чрезмерного послушания. Мы знаем также множество досье, из которых явствует, что люди говорили «нет». Совершенно очевидно: эти люди не разделяли мнения других о том, что у них нет иного выхода, хотя они жили в условиях той же общественной реальности. Часто испытывая на себе также сильное идеологическое давление. Таким образом, понятия «пособник» и «исполнитель» весьма относительны.

К: Как можно охарактеризовать то, что друзья следили за друзьями, дети за родителями, а мужья за женами!? Означает ли это, что во время ГДР в значительной мере произошла утрата морали и духовных ценностей?

Гаук: Не только во время ГДР. Начиная с 1933 года мы, на востоке, жили при диктаторах, у которых были собственные представления об идеологических ценностях и которые ставили демократические и религиозные ценности под сильное сомнение или же полностью их отвергали. Это привело к эрозии сознания. Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что сопротивляться диктаторам надо не тогда, когда они развязывают войны, создают концентрационные лагеря, мучают и убивают людей;* Решительный отпор любому виду диктатуры должен начинаться тогда, когда под сомнение ставятся и постепенно ликвидируются ценности, на которых базируется демократическое общество и которые оказывают позитивное влияние на совместное проживание людей. При коммунистическом режиме в значительной степени так и было. Выдвинув постулат о том, что партия, которая якобы служит интересам рабочих и крестьян, является высшим авторитетом и посему требует безусловной лояльности, режим в значительной мере препятствовал формированию моральных устоев. У многих людей, ставших приверженцами коммунистической идеологии, произошло выхолащивание моральный ценностей. Я бы не сказал, что режиму удалось полностью деформировать совесть, однако в значительной мере она обрела другую функцию, многие, пришли к тому, чтобы в силу якобы социалистического или национал-социалистического «сознания» особенно рьяно служить власти.

К: Есть люди, которые оспаривают то, что они обнаружили во время знакомства с документами «штази». Насколько надежной является информация Вашего ведомства? Действительно ли эти досье «не лгут»? Или среди них встречаются все же докладные записки офицеров «штази», стремящихся приукрасить свою работу?

Гаук: В целом дело обстоит так: плановые документы «штази» заслуживают большого внимания. Не каждое пожелание, которое в них выражено, стало реальностью. Мировоззрение сотрудников «штази» наложило отпечаток на их язык — на их образ мышления. С этим все согласны. А записи — это ограниченные свидетельства по поводу более широких вещей: судебных дел, историй болезни; повсюду может содержаться неправильная информация, на основе которой могут делаться неверные выводы. Однако документам «штази» нельзя не доверять потому, что их написали плохие люди. Мы, в Германии, уже дважды убедились в том, что диктаторы были и хорошими делопроизводителями. Для Германского Бундестага мы провели специальную экспертизу с целью установить степень достоверности документов; проводившие ее историки пришли к выводу, что они заслуживают доверия.