Александр Мясников: Энциклопедия доктора Мясникова о самом главном

Так вот, Иван Васильевич (под таким именем я его знал) стал офицером и активно боролся против советской власти в белогвардейской организации и дослужился до начальника контрразведки Народно-Трудового Союза. Работал в Париже, после оккупации Франции начал сотрудничать с абвером, хотя пример многих русских дворян, которые шли под расстрел, но не соглашались воевать на стороне немцев, жег ему душу (читайте его автобиографическую повесть «В омуте истины»).

В начале войны Иван Васильевич был заброшен в Россию, но сдался в контрразведку и продолжал работу, уже служа СССР. После долгих жизненных перипетий в 1948 году вернулся обратно в Россию и работал в Союзе писателей. Знал очень много языков, был членом Союза писателей и жил еще очень долго. Он всегда мне говорил: «Знаешь, у меня был сын, но я, к сожалению, расстался с его матерью. Она сказала, что он умер в младенчестве, и никого у меня больше и не было. Сестра у меня уехала перед самой войной в Америку, и я очень давно всех потерял».

Потом, когда я работал в Америке, Иван Васильевич попросил попытаться найти его родную сестру. Я дал объявление в русскоязычную газету, совершенно, впрочем, не надеясь на успех. При возвращении на родину Ивану Васильевичу сменили имя, фамилию, отчество. Ему дали полную легенду, под которой он, собственно, сейчас похоронен. В газете я указал его подлинное имя, которое он мне раскрыл уже в возрасте за 90 лет, и его московский телефон.

И вот представляете: спустя столько лет раздается в московской квартире звонок, и называют Ивана Васильевича подлинным именем: «Володя, это твоя сестра, как же так, я ведь тебе уже 50 лет за упокой свечки ставлю, а ты живой!!!».

Она начинает собираться в Москву к брату, которому уже за 90 лет. Сестра приезжает, они садятся за стол. Она рассказывает, что сын у него не умер в младенчестве, как уверяла его бывшая жена, когда он связался с контрразведкой, а что в подростковом возрасте сын был расстрелян немцами во Франции за участие в Сопротивлении, показала фотографии… И вот через 15 минут разговора Иван Васильевич, а на самом деле Владимир Дмитриевич, замолкает, закрывает глаза и умирает за столом. 50 лет жил, ничего не зная о семье, дождался, увидел на несколько минут и ушел… Думаю, ушел спокойным.

Человек, который столько прожил, столько испытал, он и смерть долго держал на расстоянии, пока не решил: вот теперь — пора… Он очень переживал последние перемены, крушение Империи, потому что много делал для ее восстановления. Он всегда верил и говорил: «Это все временно. Государство мы загубить не можем. Оно все равно поднимется. Это неизбежно». Так и будет!

Наверное, у любого из нас есть такие детские воспоминания, которые почему-то отпечатываются в памяти, как будто освещенные какой-то вспышкой. Есть такие и у меня. Обычно они не предназначены для посторонних ушей, но пока я писал для вас эту книгу, то успел к вам привыкнуть, поэтому хочу поделиться одним из них.

Я десятилетний мальчик. Дедушка-академик решил устроить званый ужин, я уж не помню, по какому поводу. У него была большая квартира на Новослободской — там на доме сейчас мемориальная доска. Позвал собратьев-академиков и других равных ему людей. Надо сказать, что квартира у дедушки была богатая и красивая, с картинами, антикварной мебелью. Он вообще был знатоком живописи и известным коллекционером.

Накрыт стол, хрусталь, столовое серебро… А вместе с дедушкой проживал его младший сын, мой дядя. Он очень любил всякие там ножи, кортики, разные военные аксессуары, послевоенное детство оставило след. Ведь это сейчас — «эхо войны», а тогда это были просто «бытовые» предметы…

Его комната была смежной со столовой, их разделяла большая стеклянная двухстворчатая дверь. И вот дядя решил сделать из меня часового, доверить пост: поставил меня около этой двери, нарядил в тельняшку, опоясал офицерским ремнем, повесил кортик.

Дома у нас долго лежала учебная граната-лимонка — такая, с рифленой поверхностью. Дал мне дядя в руку эту гранату и сказал: «Ты часовой. Вот ты охраняешь эту дверь. Если эта дверь открывается, ты бросаешь туда гранату. Только смотри, чтобы у двери стекла не разбить».

Я до сих пор помню, как я стоял и думал: «Интересно, если я брошу гранату, о каких стеклах вообще может идти речь?!». Я-то ведь не знал, что она учебная. Маленький еще был. Какая может быть еще граната, если не настоящая?

И вот я стоял до тех пор, пока дедушка вдруг не решил показать своим гостям внука. Открыл он двери и… Нет, вы же понимаете — у меня приказ!!! Дедушку, конечно, жалко, но ПРИКАЗ!!! И на праздничный стол полетела граната. Можете себе представить эффект!!! За 20 послевоенных лет люди еще не успели забыть, что такое лимонка!