Татьяна Ревяко - Тюрьмы и наказания - Инквизиция, тюрьмы, телесные наказания, казни

Имена доносчиков и свидетелей держались втайне не только от квалификаторов, но и от подсудимых и их защитников, если таковые имелись. Очные ставки свидетелей обвинения с арестованными запрещались. Все свидетели были по существу свидетелями обвинения.

Никаких ограничительных сроков для проведения следствия не существовало. Инквизиторы могли при желании держать обвиняемого в тюрьме до вынесения приговора и год, и два, и десять лет, и всю его жизнь. Это облегчалось еще и тем, что арестованный сам оплачивал свое пребывание в тюрьме из своих средств, секвестр на которые накладывался инквизицией при его аресте. Разумеется, если арестованный не представлял особого интереса для инквизиторов или у него не было состояния, позволяющего длительное время содержать его в тюрьме, то судьба его решалась без особых проволочек.

Следующим этапом в инквизиционной процедуре являлся допрос обвиняемого, основная цель которого заключалась в том, чтобы добиться от него признания и отречения от еретических верований. Инквизитор тщательно готовился к допросу арестованного. Он предварительно знакомился с его биографией, выискивая те места, ухватившись за которые он мог бы сломить свою жертву.

Допрос начинался с того, что обвиняемого заставляли под присягой дать обязательство повиноваться церкви и правдиво отвечать на вопросы инквизиторов, выдать все, что тот знает о еретиках и ереси, и выполнить любое наложенное на него наказание. После такой присяги любой ответ обвиняемого, не удовлетворявший инквизитора, давал повод последнему обвинить свою жертву в лжесвидетельстве, отступничестве и ереси и, следовательно, угрожать ему костром.

Инквизитор задавал десятки самых разнообразных и часто не имеющих к делу никакого отношения вопросов с целью сбить с толку допрашиваемого, заставить его впасть в противоречия, наговорить с перепугу нелепостей, признать за собой мелкие грехи и пороки. Достаточно было инквизитору добиться признания в богохульстве, несоблюдении того или другого церковного обряда или нарушении супружеской верности, как, раздувая эти не столь тяжелые проступки, он вынуждал свою жертву признать и другие, уже более опасные и чреватые для нее серьезными последствиями «прегрешения». Умение вести допрос, т. е. добиться признания у обвиняемого, считалось главным достоинством инквизитора.

Во время следствия обвиняемый находился в тюрьме инквизиции.

Для убеждения обвиняемого дать требуемые от него показания к нему в камеру подсаживались специально натренированные для этого провокаторы, которые, прикидываясь единомышленниками и доброжелателями обвиняемого, стремились или заполучить против него новые улики, или убедить его сознаться. Если это не давало результатов, то с этой целью использовали жену и детей, слезы и убеждения которых могли сделать жертву более сговорчивой.

После угроз прибегали к ласкам. Заключенного выводили из его смрадной тюрьмы и помещали в удобной комнате. Там его хорошо кормили, обращались с ним с видимой добротой. Это делалась для того, чтобы его решимость ослабела, колеблясь между надеждой и отчаянием.

У инквизиторов было множество и других «гуманных» средств для того, чтобы сломить волю своей жертвы. Они могли держать узника годами в тюрьме без суда и следствия, создавая у него впечатление, что он заживо погребен. Инквизиторы не дорожили временем, они могли ждать. Они могли симулировать суд в надежде, что после вынесения ложного смертного приговора жертва в порыве отчаяния «заговорит».

В Венеции, например, инквизиторы помещали свои жертвы в камеры с подвижными стенами, которые ежедневно сближались на вершок, угрожая неминуемо раздавить находящихся в этих камерах узников. Были у инквизиторов и такие камеры, которые постепенно заливала вода. Они могли морить узников голодом, мучить их жаждой, держать в сырых, темных и зловонных подземельях, где крысы и насекомые превращали жизнь несчастных заключенных в сущий ад.

Тюрьмы инквизиции, указывает Генри Чарлз Ли, «были вообще невероятные конуры, но всегда была возможность, если это было в интересах инквизиции, сделать их еще более ужасными. Durus career et astra vita (суровая тюрьма и тяжелая жизнь (лат.) — положение узника на цепи, полумертвого от голода, в яме без воздуха — считалось прекрасным средством добиться сознания» (Ли Г. Ч. История инквизиции в средние века, т. I, с. 265).

Все эти многочисленные средства «гуманного» воздействия приносили свой результат, и многие узники инквизиции кончали тем, что признавали не только действительные, но и вымышленные преступления против веры. Многие, но не все. Когда инквизиторы приходили к заключению, что уговорами, хитростью и угрозами невозможно сломить обвиняемого, они прибегали к насилию, к пыткам. Пытки, применявшиеся инквизицией к своим жертвам, вызывали повсеместно ужас и возмущение, и церковь была вынуждена считаться с этим. Однако соборы и папы римские высказывались не за их отмену, а за пытки «с гарантией справедливости».