Елена Высоцкая - Катастрофы в предсказаниях и пророчествах - От Мишеля Нострадамуса до наших дней

В шаманской практике на американском континенте до сих пор широко используются святые (разговорчивые) грибы: пейотль, страфария и др., а также экстракты из лиан, например, аяхуаска — отвар, основной составляющей частью которого является водная лиана Banisteriopsis coapi. Этот напиток наиболее широко распространен среди встречающихся в экваториальной части Нового Света галлюциногенов, используемых шаманами.

Вот что сообщал об аяхуаске Теренс Маккенна — оригинальный мыслитель и визионер, совершивший вместе со своим братом Денисом в начале 70-х годов исследовательскую экспедицию, маршрут которой проходил по колумбийской Амазонке (целью этой экспедиции было изучение галлюциногенов, применяемых шаманами):

«Шаманы дживаро в Эквадоре принимают аяхуаску, после чего они — и любой другой, кто ее примет, — получают способность видеть некую субстанцию, про которую говорят, что она фиолетовая или темно-синяя и пузырится, как жидкость. Когда после приема аяху-аски у вас возникает рвота, вы выбрасываете именно эту жидкость; кроме того, она выступает на коже как пот. Вот эту любопытную штуку дживаро и используют в большинстве своих колдовских обрядов. Все это держится в строжайшей тайне. Очевидцы утверждают, что шаманы выливают жижу на землю перед собой и, глядя в нее, видят другие края и времена. Если верить им, природа этой жидкости полностью выходит за пределы обычного опыта; она состоит из пространства-времени или мысли, или же представляет собой чистую галлюцинацию, которая приобретает объективное выражение, но всегда ограниченное пределами жидкости» (Т. Маккенна. Истые галлюцинации. — Изд-во Трансперсонального Института, М., AirLand, Киев, 1996, с. 21).

С феноменом подобной жидкости Теренс Маккенна незадолго до экспедиции в дебри Амазонки столкнулся сам в Тибете, где занимался изучением тибетского шаманизма, носящего название «бон». Исследуя галлюциногены Тибета, Маккенна провел эксперимент: он испытал на себе действие одного из самых сильных галлюциногенов, по своему составу близкого к настоям амазонской аяхуаски. В проведении этого эксперимента вместе с ним участвовала одна его знакомая — девушка, с которой у Маккенна были дружеские отношения.

Свои переживания во время эксперимента Маккенна описал в книге «Истые галлюцинации» (Изд-во Трансперсонального Института, М., AirLand, Киев, 1996, с. 85—86): «...Внезапно я обнаружил, что лечу над землей на высоте в несколько сотен миль в сопровождении серебристых дисков. Сколько их было, сказать не могу. Я был сосредоточен на виде простирающейся внизу земли и скоро понял, что лечу над Сибирью, по-видимому, по полярной орбите, направляясь на юг. Впереди виднелись величавое Шанское нагорье и массив Гималаев, вздымающийся перед желтоватокрасной пустыней Индии. Солнце должно было взойти часа через два. Сделав несколько последовательных рывков, я сошел с орбиты и выбрал место, откуда смог отчетливо различить круглую впадину — долину Катманду. Еще один рывок — и долина заполнила все поле зрения. Похоже, я снижался на огромной скорости. Вот индуистский храм и дома Катманду к западу от города, вот храм Сваямбхунатх, а в нескольких милях к востоку — ступа в Боднатхе, сверкающая свежей побелкой. Потом Боднатх стал стремительно надвигаться, превращаясь в мандалу из домов и концентрических улиц. Среди сотен крыш я отыскал свою. И в следующий же миг, влетев в свое тело, вновь узрел плоскость крыши и женщину, прямо перед собой.

Она явилась на эту встречу напряженная, совершенно неуместно одетая в длинное серебристое вечернее платье из атласа, словно извлеченное из чьего-то фамильного сундука, — такие можно встретить в лавке старинной одежды в Ноттинг Хилл Гейт. Я упал ничком, и мне показалось, что моя ладонь попала в какую-то прохладную белую жидкость — то была ткань ее платья. До этого мгновения ни один из нас не рассматривал другого в качестве потенциального любовника. Наши взаимоотношения строились на совершенно иной основе. И вдруг все обычные нормы отношений перестали существовать. Мы бросились друг к другу, и у меня возникло отчетливое ощущение, что я прошел сквозь ее тело и оказался у нее за спиной. Одним движением она стянула платье через голову. Я сделал то же самое со своей рубашкой, которая превратилась у меня в руках в изодранную драную тряпку, когда я стаскивал ее с себя. Я слышал, как разлетелись во все стороны пуговицы, как неудачно приземлившись, разбились мои очки.

Мы занялись любовью. Или, скорее, пережили нечто, имеющее весьма отдаленное отношение к этому занятию, но совершенно своеобразное. Мы оба пели и вопили, захваченные глоссолалией ДМТ, катались по крыше, качаясь на волнах набегающих геометрических галлюцинаций. Она преобразилась: трудно описать словами, какой она стала, — женское начало в чистом виде, Кали, Левкотея (Белая богиня, в греческой мифологии морское божество, в которое превратилась Ино, бросившись в море), нечто эротическое, но нечеловеческое, нечто обращенное к виду, но не индивидууму, излучающее угрозу людоедства, безумие, простор и уничтожение. Казалось, она вот-вот сожрет меня.