Валерий Гитин - Энциклопедия шокирующих истин

Какие фразы выписывают для себя из встреченных в собрании афоризмов?

Ну, во-первых, те, что подтверждают собственные воззрения: то, что сам воспринимаешь точно так же, о чем часто задумываешься, что противоречит распространенному взгляду и оправдывает тебя.

Затем идут два рода высказываний, не относящихся к тебе самому. Одни шутливы и вызывают улыбку, смеша неожиданным оборотом либо сокращением, они новы как фразы и обладают свежестью новых слов. Другие будят образ, давно уже готовым лежавший в глубине, наделяя его той ясностью, которая позволяет ему подняться на поверхность.

По своему действию наиболее удивительны, возможно, те фразы, от которых чувствуешь себя пристыженным. У каждого много разных слабостей, над которыми никогда не ломаешь себе головы. Они настолько часть тебя, что просто принимаешь их, как глаза или руки. Возможно даже, к ним испытывают тайную нежность: они могли заслужить обладателю чью-то симпатию или восхищение. И вот их держат вдруг перед тобой жестко и без прикрас, вырванными из всякого контекста собственной твоей жизни, так, будто их можно встретить повсюду. Распознаешь их не тотчас, однако настораживаешься. Перечитываешь снова и пугаешься. «Так ведь это же ты!» — говоришь себе вдруг резко и гонишь фразу, будто нож, глубже. И краснеешь, разглядев весь свой внутренний облик. Клянешься даже себе стать лучше, исправиться, и, хотя едва ли становишься лучше, фраз этих не забываешь уже никогда. Они способны лишить непосредственности, что, может, была привлекательна. Но под такими жестокими толчками совершается таинство посвящения человека в его собственную сущность. Без них ему никогда не увидеть всего себя.

Есть еще и неприкосновенные, или священные, фразы… Неприятно бывает встретить их среди других: пусть даже те и мудры — в свете неприкосновенных они фальшивы и серы. Рука не поднимается выписать неприкосновенную фразу. Она требует отдельного листа или тетради, где нет ничего другого и никогда ничего другого не будет.

Элиас Канетти

Хороший афорист должен уметь ненавидеть.

Отто Вейнингер

Великие авторы афоризмов читаются так, будто все они хорошо знали друг друга.

Элиас Канетти

Следует цитировать то, чего совсем не понимаешь, на языке, который понимаешь еще меньше.

Франсуа-Мари Аруэ Вольтер

Не деньги надо чеканить, надо чеканить афоризмы.

Венедикт Ерофеев

Опасные мысли — те, которые заставляют шевелить мозгами.

Акутагава Рюноске

До глубокой мысли надо подняться.

Станислав Ежи Лец

Те или иные свойства окружающего мира определяются исключительно нашим восприятием. Лишь оно способно давать право на существование таким понятиям, как «тепло», «холод», «жестокость», «справедливость», «красота» или «безобразие», понятиям, всецело зависящим от наших физических или моральных особенностей.

Тем не менее, человечество в процессе своего развития определило наиболее общие оценочные критерии внешних явлений и свойств, основанные на эмпирическом опыте, или на так называемом методе проб и ошибок, результаты которого позволяют новым поколениям избегать подводных рифов, когда-то протаранивших корабли их предков.

Но при всем этом, однако, большинство детей, например, не принимает во внимание предостережений родителей относительно обжигающих свойств горячего молока и убеждается в наличии этих свойств на собственном опыте.

Ребенка в этом случае можно назвать маленьким упрямцем, но как назвать взрослого, упрямо игнорирующего очевидные истины?

Как сказал когда-то Бенджамин Франклин, «опыт — это дорогая школа, но что делать, если у дураков нет иной школы». Самый беглый обзор человеческой истории с шокирующей наглядностью подтверждает справедливость этих слов.

Вольно или невольно, но люди всегда стремились обрядить истину в удобные (или приятные) для ее восприятия одежды, напоминая этим детей, которые, закрыв ладонями глаза, полагают при этом, что становятся невидимыми.

Истина только тогда может называться таковой, когда она обнажена.

Правда, и в этом случае восприятие ее не будет гарантированно стандартным.

Даже такое прекраснейшее творение Природы, как женское тело, едва ли вызовет однозначную реакцию у развратника и святоши, у художника и патологоанатома, не говоря уже о любой женщине, которая даже в самом совершенном теле своей сестры по полу обнаружит сотни дефектов, невидимых даже наиболее опытным и строгим ценителям данного предмета.