Джон Фогг: Беседы с Величайшим Сетевиком Мира

Ресторан был маленьким, и я немедленно проникся царившей в нем атмосферой гостеприимства и дружелюбия. Справа от входа стояли в ряд шесть стульев перед — как я узнал позже — суши-баром. Больше стульев не было. Были лишь низенькие столики, восемь или девять, стоявшие на соломенных циновках, которыми были устланы невысокие платформы, поднимавшиеся над деревянным полом фута [1] 1 фут = 30,48 см. — Здесь и далее прим. ред. на полтора. Вокруг каждого столика лежали плоские квадратные подушки, обтянутые такой же бело-голубой тканью, из какой были выполнены портьеры.

Мой друг сидел со скрещенными ногами перед самым дальним столиком. Когда я подошел ближе, меня приветствовал хор голосов, говорили по-японски. Голоса принадлежали часто кланявшемуся официанту за стойкой суши-бара — улыбавшемуся человеку, одетому в кимоно, с полоской голубой ткани на голове — и еще каким-то людям, которых я не видел и которые скрывались где-то в закоулках сумрачного помещения.

— Что они говорят? — спросил я, остановившись перед столиком Величайшего Сетевика.

— Конбанва, — ответил он. — Это значит «добрый вечер». А Хироши еще поинтересовался, как ваши дела. Так как ваши дела?

Пока я отвечал, он жестом пригласил меня сесть, указав, что следует снять обувь. Я заметил, что свои туфли он аккуратно поставил под приподнятую над полом и покрытую циновкой платформу, на которой сидел. Я разулся, поставил туфли рядом с его обувью и опустился перед столиком напротив собеседника.

— Вот так, — сказал он и наклонился, заглянув под низкий столик и приглашая меня сделать то же. — Видите, там есть место, куда можно подсунуть ноги.

Приняв прежнее положение, он продолжил:

— Для западного человека просидеть со скрещенными ногами все то время, что необходимо, чтобы по-настоящему насладиться японскими блюдами, — настоящая пытка. Хироши — человек гибкий, а потому вырезал для нас эти полости под столиками, чтобы можно было вытянуть ноги и, лишь немного согнув их в коленях, чувствовать себя почти так же комфортно, как на стуле. Сами японцы прекрасно обходятся одними только подушечками. — И указал на тонкие маты, лежавшие на наших скамейках. — Так как ваши дела? Неделя прошла достаточно удачно, не так ли?

— Да, вы правы. Все просто великолепно, спасибо. А как вы?

— В первую очередь я горд и рад за вас. — И он улыбнулся своей бесподобной широкой улыбкой.

— Такую улыбку, как у вас, я бы оборачивал целлофаном и с удовольствием продавал, — засмеялся я.

— A-а, эта улыбка. — Он был явно польщен. — Хотите знать секрет? — И с лукавым выражением лица подался мне навстречу.

— Конечно, — с готовностью откликнулся я.

— Эту улыбку я выработал у себя сам. Хотя изначально ее функция состояла в том, чтобы изменять направление моих мыслей, менять характер отношения к тем или иным вещам.

— Каким образом?

— Однажды я слушал выступление одного сетевика перед группой людей в ходе тренинговой сессии. Он говорил о негативизме, о том, как часто в этом бизнесе скепсис и пессимизм порождаются отказами со стороны клиентов. Сетевик объяснял, как он пользовался улыбкой для изменения собственного настроения.

Что касается меня самого, то по натуре я скорее из тех, кто склонен изводить себя сомнениями и беспокойством. Вы, кажется, удивлены? Но это действительно так. Я могу испытывать беспокойство по любому поводу. По крайней мере так было, и в определенной степени так остается. Воображаемые перспективы, воспринимаемые как реальность. Слышали о таком? Так вот я в этом деле мастер.

Словом, тот сетевик предложил аудитории провести совместный эксперимент. Он сказал присутствующим, что они должны будут подумать о чем-нибудь плохом. Все равно о чем. Потом, когда мы погрузимся каждый в свои тяжелые мысли, он заставит нас сделать нечто весьма любопытное, и все мы посмотрим, что из этого получится.

Следуя призыву наставника, каждый стал думать о чем-то негативном и испытывал либо злость, либо страх, беспокойство, чувство безнадежности. Сетевик сказал, чтобы все предварительно подняли руки вверх и опустили их, когда негативные эмоции полностью нами овладеют. Когда все руки в зале опустились, ведущий крикнул: «А теперь улыбнитесь! Неважно, что вы по-прежнему встревожены или злы, — просто улыбнитесь! Широко. Во весь рот. Растягивайте губы от уха до уха. Давайте-давайте! — продолжал он выкрикивать свои призывы. — Улыбайтесь!»

В конце концов почти все стали не то что улыбаться, а смеяться. Тогда он спросил нас: «И что произошло?»