Робин Шарма - Уроки семейной мудрости от монаха, который продал свой «феррари»

Он знал, как меня зовут! Да еще и тыкал! Я испугалась и потихоньку попятилась к сестринскому посту, чтобы дежурные вызвали охрану. Но незнакомец ухватил меня за руку и проворно сунул мне в ладонь какую-то крошечную вещицу.

— Пустите! — вскрикнула я, надеясь, что медсестры на посту встрепенутся.

— Ладно-ладно, — незнакомец развел руками. — Тогда отдай мою бабочку, и я уйду.

— Какую еще бабочку? Что за чушь вы несете? Нет, вы точно псих! — Так я возмущалась, пока не увидела, что же он сунул мне в ладонь.

— Откуда вы это взяли? — спросила я, слегка успокоившись. — Папа мне такую подарил в детстве, — добавила я совсем тихо. — Она сделана на заказ — папа заказал две таких, для меня и моего брата Джулиана. Это авторская работа, они существуют всего в двух экземплярах. Я больше таких не встречала… раньше, пока вы не показали мне эту. Значит, ювелир сделал еще несколько…

— Нет, их только две на всем белом свете, — мягко сказал монах.

Я озадаченно молчала. Если золотых бабочек всего две и моя лежит дома, а вторая у Джулиана, то откуда такая бабочка у странного посетителя? Не стряслось ли чего с Джулианом?

— Вы знаете моего брата, Джулиана? — с надеждой спросила я.

— Куда лучше, чем ты думаешь. Пожалуй, можно сказать, что мы с ним очень близкие люди, — с многозначительной усмешкой ответил монах.

— Где он, что с ним? — настойчиво спросила я.

— Да здесь он, в этой больнице, — ответил монах.

Сердце у меня бешено заколотилось, голова пошла кругом.

— Вы шутите, — выдавила я. Мой брат, адвокат высшего класса, переживший трагедию, депрессию, перелом всей жизни, уехавший в Индию много лет назад, чтобы обрести смысл жизни и спасти свою душу, — мой брат вернулся и сейчас здесь, в той же больнице, что и я, под одной со мной крышей! Немыслимое совпадение.

— Где он? — из последних сил спросила я. Этот незнакомец измотал меня своими играми.

— Прямо перед тобой, глупышка. Джулиан вернулся. И теперь он еще лучше, чем прежде, — жизнерадостно ответил молодой монах и даже совершил какое-то танцевальное па.

— Простите, — с чувством сказала я. — Понимаю, вы хотите как лучше, а чутье подсказывает мне, что вы не желаете мне дурного. Но я решительно не понимаю, кто вы и почему здесь. Если вы знаете, где Джулиан, то отчего просто не сказать, как мне его отыскать?

Монах отступил на шаг и воздел руки, сложив их словно в молитве, — я видела, как в Индии местные жители приветствуют друг друга подобным жестом. Он стоял неподвижно и смотрел на меня в упор. Молча, так что я слышала его дыхание. По щеке его скатилась слезинка. Потом он утер глаза широким рукавом своего шафранового одеяния, глубоко вздохнул и наконец ответил:

— Потому что, милая моя сестричка Кэтрин, я и есть Джулиан.

Меня захлестнула буря чувств. Сердце мое затопила радость: я столько лет пробыла в разлуке со своим единственным братом, и вот он наконец-то вернулся! Я не могла сдержать слез радости и плакала в три ручья, так, как не плакала, наверное, последние лет десять. Что за чудесная встреча! Мы обнялись, поцеловались, я внимательнее вгляделась в Джулиана и не поверила своим глазам: до того разительно он переменился. Что же за испытания выпали на его долю за эти десять лет, и как он достиг таких перемен? По моим подсчетам, Джулиану сейчас было к шестидесяти, и, прямо скажем, выглядел он на добрых двадцать лет старше, чем при нашей последней встрече. Старше, но бодрее, свежее, сильнее. Когда мы виделись с ним последний раз, весь облик его кричал об усталости, душевных муках, работе на износ и пристрастии к спиртному. Тогда Джулиан выглядел неряшливо, одутловато, видно было, как он располнел, опустился. Он кашлял, как заядлый курильщик, и к тому же страдал одышкой. Ясно было, что он намерен угробить себя как можно скорее. А ныне передо мной стоял совершенно обновленный, иной Джулиан — в расцвете сил и здоровья, поджарый, подтянутый. Лицо его сияло, как у юноши, полного энергии, он весь лучился радостью жизни. Глаза Джулиана, некогда потухшие, теперь снова сверкали, а взгляд их говорил, что у этого моложавого человека душа мудрого старца и что повидал и перенес он больше, чем мы можем представить. Джулиан источал благородство, доброту и необъятный жизненный опыт.