Ольга Савельева - ПлоХорошо. Окрыляющие рассказы, превращающие черную полосу во взлетную

При чем здесь деньги? Просто наблюдайте за ребенком, приезжайте, если станет хуже. Но это практически исключено. Все само выйдет. У меня следующий пациент, не задерживайте.

Нас навязчиво выставили из кабинета.

На обратном пути в машине было разлито гробовое молчание. Хотя гид был веселый: он трактовал ситуацию как «все обошлось». Я была подавлена. Я трактовала ее как «всем плевать».

Уставшие муж и сын дремали.

В номер мы вошли за полночь.

– Ну, звоните, если что, – сказал гид и сбежал в свою жизнь.

Сын спал, свернувшись комочком. Муж распластался на кровати и храпел.

Меня до макушки затопил страх.

У меня нет запасных детей, только вот этот, самый любимый на свете мальчик. Я слушала дыхание сына и не могла расслабиться. Уровень тревожности на максимуме.

Прикорнула под утро.

Перед тем как заснуть, сходила на ресепшен и раздобыла… горшок. Сыну почти четыре года, и он давно ходит в обычный туалет, но тут другой случай.

Мы теперь ждем. Чуда.

Муж с сыном проснулись бодрые.

– Мы сейчас позавтракаем и пойдем в аквапарк! – заявил муж.

«Нет, я разведусь с этим равнодушным бессердечным человеком!» – со злостью подумала я.

– Какой аквапарк? А если вдруг что?

– Что? – не понял муж. – Ты предлагаешь сидеть в номере и смотреть на ребенка? Поставить отдых на паузу? Нам сказали наблюдать! Вот я и буду наблюдать, как мой сын катится с горки, а не сидит, бледный, в номере.

И они пошли в аквапарк.

Потом на море.

Потом на обед.

Я ходила за ними как тень, но не жила, а ждала.

Это разное. Я не веселилась, была напряжена, без устали высматривала в ребенке признаки бледности. Но сын был весел, счастлив и подвижен, и никаких признаков недомогания не демонстрировал.

Перед дневным сном он сходил на горшок, и я коршуном бросилась на «добычу», искать пластмассу. Но ее не было. Было много переработанного продукта жизнедеятельности, а пластмассы – ни грамма.

Значит, она еще внутри. Продолжаем наблюдать.

На третий день муж предложил съездить на экскурсию в город. Увидев мои расширяющиеся от ужаса глаза, успокоил:

– Ты можешь взять с собой горшок, раз ничего, кроме этого, тебя не интересует.

Муж вышучивал мой страх, как бы обесценивал его. В ответ на мои истерики говорил, что выбирает услышать, что сказал врач, а не внутренний паникер. Что он тоже переживает, но предпочитает концентрироваться на хорошем, а не плохом.

– Просто ни гиду, ни врачу нет дела до нашего сына, – хмуро бурчу я, вернувшаяся минуту назад из туалета, в котором распотрошила горшок с очередной порцией долгожданного г…вна, но не нашла в нем ничего нового.

Мы поехали на экскурсию в город.

Я ничего не запомнила.

Есть такой анекдот про мужика, который прилетел в Голландию и пил там беспробудно. На вопрос друзей, как ему Голландия, он честно ответил: «Ну и пьют в этой вашей Голландии!» Вот и я так.

Я не запомнила Шарм-эль-Шейх и его колоритные красоты, запомнила оранжевый горшок с треснувшей спинкой.

Муж с сыном брали от этого отдыха все. Там рано темнело, уже где-то к 18:00 сгущалась тьма, и они вечерами брали фонарики и шли на экскурсию… по крышам близлежащих отелей.

Это было весело и интересно. Они приходили, взбудораженные приключением, каждый раз с новыми находками: то глиняную фигурку повара принесут, то пойманного сверчка, то забытые кем-то нарукавники.

Я же даже не загорела толком, хотя загорать очень люблю. И купаться.

И радоваться жизни.

Но я была занята более важным делом – страдала. Была бледна и подавлена.

На седьмой день я пошла исследовать утренний стул сына и обнаружила там кусочек пластмассы.

Он вышел! Совершенно спокойно и безболезненно.

Я сползла по стене в ванной комнате и разрыдалась. Меня отпускала паника, сдувалась, как воздушный шар.

Я наплакалась всласть и… пошла собирать вещи – вечером самолет.

Муж с сыном ушли в аквапарк, полетать с горок на прощание.

Я упаковала наши пожитки в чемодан, села на кровать и вдруг осознала страшное: я пропустила отпуск.

Просто не заметила его.

Заметила страх, панические сны, усталость от ожидания.

А солнца и долгожданного счастья – не заметила.

Мой муж жил, а я ждала… г…вна. Вся неделя – тягучее ожидание новой порции.

И все. Все семь дней превратились в это содержание горшка.

Но самое страшное тут даже не это, а то, что я сама это выбрала.

Муж тоже любит сына и тоже волновался. Но он выбрал жить.

Он не превращал свое «сегодня» в «черное сегодня» ожиданием «черного завтра». А я превращала.