Радик Шарапов - Оратор от бога

Со временем я свыкся с обстоятельствами и начал постепенно вливаться в общественную жизнь школы. Позже устроился на работу помощником сварщика, начал потихоньку учиться и даже что-то понимать.

Именно с вечерней школы через несколько лет я осознаю, как нужно доносить информацию до любой аудитории, но об этом тоже ты узнаешь позже.

И вот, в один из летних теплых дней, я на одной из генеральных уборок возле школы, где стою с метлой и подметаю пришкольную территорию. Вдруг вижу, как мне навстречу идут мои одноклассники из обычной школы с лентами на плечах. У ребят был выпускной, а мне до этого события еще целый год.

Они подходят всей гурьбой ближе и один из них кричит: «О, смотрите, Шарапов с метлой! Быстро ты работу себе нашел!»

В этот момент внутри меня все готово было взорваться, но я стоял молча, окутанный смехом и криками своих одноклассников. В тот момент я обозлился на весь мир и эта внутренняя энергия искала выход наружу: мне хотелось разрушать и в то же время что-то создавать. Этот день я запомню на всю жизнь и именно он меня будет поддерживать во всех сложных ситуациях, связанных с публичными выступлениями. Событие, которое даст мне неисчерпаемую энергию.

Они повеселились и ушли, а я остался один на один с самим собой…

После летних каникул я с головой вливаюсь в общественную жизнь школы. Актерские сцены, КВН, дебаты, конкурсы, межшкольные сочинения, пьесы, новогодние представления. Наши педагоги делали все, чтобы мы в этой жизни были коммуникативными и открытыми этому миру.

Со временем я стал разбираться во многих учебных дисциплинах. Я стал понимать физику, химию, литературу. Но учебе мы не так много времени уделяли, сколько различным мероприятиям, организованным нашей школой, теперь уже самой лучшей на этой планете, которую я полюбил. Полюбил и своих замечательных педагогов – живых, настоящих, любящих этот мир, себя, людей вокруг. Именно здесь в меня поверили и научили верить в себя, что позволило мне начать свою жизнь заново с чистого листа.

В школе мы настолько часто выступали, что я месяцами не появлялся на учебе. Так я постепенно стал привыкать к сцене, но страх и волнение все еще не покидали меня.

Да, я очень много выступал, но это не говорит о том, что я себя чувствовал как рыба в воде. Когда я был в костюме, все шло хорошо, но только мне стоило выйти на сцену в своем обличии, начинали происходить жуткие процессы. Ты готовишься дома весь день, вроде все помнишь и знаешь, но, стоит выйти на сцену, как в твоей голове пустота, ноги становятся ватными, ладони становились настолько мокрыми, что можно было тесто без воды месить. В горло вставал комок, который не давал сказать и двух слов, не говоря уже о дыхании. Сердце вот-вот было готово выпрыгнуть наружу и взорваться. Еще почему-то именно правое ухо обливалось красной краской и когда я это замечал, оно начинало синеть. Если кто-то начинал говорить или смеяться, я принимал это на свой счет – это был ужас!

Через несколько лет процесс развития оратора я обозначу тремя фазами.

Первая фаза – “икринка”– это когда у человека еще нет опыта публичных выступлений, он словно в оболочке, где зациклен на своих эмоциях, переживаниях. Он думает о том, как выглядит, как говорит, задает себе все время миллион вопросов и не видит аудитории, так как зациклен на себе и своих эмоциях. Это очень тяжелая фаза для всех начинающих. Именно в этой фазе ты после выступления вообще не помнишь, что ты там говорил и говорил ли вообще.

Но именно в фазе “икринка” происходят самые интересные процессы. Здесь очень важно отстраниться от выступления и поймать раж после выступления, что я когда-то сделал. Большинство людей не могут справиться с этим стрессом и принимают решение больше никогда не выходить на сцену и закрывают для себя в жизни огромнейший пласт возможностей. Я, как большинство спортсменов, экстремалов, поймал раж после выступления.

Вспомни себя впервые на лыжах, свой прыжок со скалы или обрыва в воду, прыжок с парашютом, свою первую езду на автомобиле или любое другое событие, где тебе было страшно.

Я всегда вспоминаю детскую горку, которую называли “бешенкой”. Мы стоим на высокой сопке, на которой красуются высоковольтные столбы, с трещащими проводами от высокого напряжения. Перед нами узкая прямая тропинка с подтаявшим и уже замершим снегом, а внизу – старый деревянный гараж, до которого, если едешь один, в конце иногда врезаешься в него, но это происходило очень редко. И вот какому-то умнику приходит в голову связать 12 саней с детьми и съехать с этой горы. Нас около 15–17 человек, сидим в этом паровозике, но на первые сани никто не хочет садиться, кто-то уже начинает этот паровоз смертников толкать вниз и я принимаю решение: сесть вперед. Я не знаю, почему тогда никто не задумался о последствиях, видимо было не до этого.