Альберт Сафин - Взрослые истории. Перестать страдать и начать жить

– С какой целью? – вполне закономерный вопрос обвинителя.

– Не знаю…

Что значит – «не знаю»? А для чего ты заряжал пистолет? Друг, да ты лжёшь.

– Я ничего не соображал, я был пьян.

Ты ничего не соображал не потому, что был пьян, Артур. Ты напился для того, чтобы иметь возможность ничего не соображать. Ведь это привычное для тебя состояние сознания – ничего не соображать.

– Думаю, больше всего мне хотелось просто напугать их.

Напугать?

Возможно, тебе просто хотелось почувствовать себя третьим, поучаствовать в бурной сцене и получить свою долю тех эмоций, которых тебе не доставляла жена.

– Я невиновен в этом преступлении, сэр, – говорит Артур, глядя на обвинителя честными, ясными глазами.

Да, Артур не совершал физической расправы над убитыми. Но он виновен в том, что жил во лжи, что вынашивал планы мести вместо того, чтобы принять произошедшее с благодарностью и идти дальше по жизни своим путём.

Вы можете сказать, что я слишком жёстко осуждаю Артура, отношусь несправедливо к этому бедняжке, которого захлестнули эмоции и переживания. В этом-то и причина: если человек идёт на поводу у своих эмоций, значит, он ещё незрелый малыш в теле вроде бы взрослого мужчины.

Обвинитель закончил допрос и произносит обвинительную речь.

– Как хладнокровно! – говорит он, обращаясь к присяжным. – Задумайтесь: четыре пули в каждую жертву.

А Артур при этих словах представляет себе свою бывшую жену с любовником, их объятия и поцелуи… Может быть, это его возбуждает?

И вот окончательный вердикт судьи:

– Приговариваю вас к двум пожизненным срокам заключения, день в день, по одному за каждую жертву. Суд окончен!

Артур в ужасе закрывает глаза.

Жаль его, никому не пожелаешь такого – отбывать два пожизненных срока за преступление, которого не совершал. Но это не документальная повесть, а философская притча. И мы в этом разборе говорим не об исторических фактах, а о том, чему мы с вами можем научиться, какие уроки усвоить вместе с героем.

Давайте же перенесёмся в тюрьму Каблукшенк и познакомимся со вторым главным героем, который будет рядом с Артуром долгие двадцать семь лет.

Мы попадаем на заседание тюремной комиссии, рассматривающей заявление одного из заключённых о досрочном освобождении.

Перед строгой комиссией предстаёт спокойный, ещё не старый мужчина. Он чувствует себя неловко, мнёт в руках кепку.

– Вы провели в тюрьме двадцать лет из назначенного вам пожизненного срока, – говорит председатель.

– Да, сэр.

– Вы считаете, что исправились?

– Да, сэр. Абсолютно.

Это Григорий. Он старается вызвать жалость к себе и уговорить комиссию выпустить его, уверяя, что извлёк все необходимые уроки из своего 20-летнего заключения. Но именно потому, что он так старается, ему будет отказано.

– Могу искренне сказать, что я уже другой человек, – продолжает Григорий.

Как видите, он изображает жертву, приглашая членов комиссии стать спасителями. Но, как мы знаем, в треугольнике Карпмана жертва легко превращается в преследователя. Это лишь вопрос времени – как быстро после выхода из тюрьмы Григорий станет преследователем, снова совершит преступление и вернётся в гостеприимный Каблукшенк.

То есть свой урок он не усвоил, искупление не состоялось, даже если он сам думает обратное.

– Я больше не представляю опасности для общества, клянусь Богом! Это чистая правда!

Да, глядя на Григория, играющего жертву, комиссия понимает, что нужно отказать. Рано ещё ему на свободу. Учись дальше, дружок!

И действительно, его всё – таки выпустят, но очень нескоро, и именно после того, как он приобретёт чувство собственного достоинства и перестанет давить на жалость.

Кроме того, за пределами тюремных стен у Григория никого нет, никто его не ждёт, и подсознательно он будет делать всё, чтобы остаться внутри. И только когда у него появится цель на свободе, он сам организует пространство вокруг себя таким образом, что его не смогут не отпустить.

Ну, и наконец ещё одна причина Григорию оставаться в Каблукшенке.

Вот он идёт по тюремному двору в компании приятелей, а рядом суетится ещё один заключённый, лебезя перед Григорием:

– Послушай, я хотел тебе сказать…

– Отстань, – свысока отвечает Григорий, – я тебе назвал окончательную цену.

– А может быть, четыре?..

– Пять.