Анна Кирьянова - Ведерко мороженого и другие истории о подлинном счастье

если трудный период начался. Если все нехорошо складывается. Так одна женщина начала вышивать картину бисером – это дело трудоемкое, кропотливое, скрупулезное, требующее внимания… Было ей трудно жить, она заболела, оказалась в бедности и одиночестве. И бороться активно не с кем было – никто и не нападал. Просто мрачное и опасное время. Но она каждый день вышивала свою картину с океаном, рыбами и раковинами. Изо дня в день. Не распускала, как Пенелопа свой саван, а вышивала картину – изо дня в день. И эта женщина не умерла, а выздоровела. В самые плохие дни она говорила себе: «Моя картина еще не закончена! Мне надо закончить картину!» и снова бралась за разноцветный бисер и нитки. Прошел год – вот как долго она вышивала картину. Здоровье улучшилось, к удивлению врачей. А женщина картину пожертвовала для продажи на благотворительную выставку и за новую принялась, с птицами и цветами. Это очень мудро – начать долгую работу и каждый день ее по кусочку выполнять. Неважно, что вы будете делать: тело приводить в порядок кропотливо, книгу писать, ковер ткать, машину собирать, строить дом, сажать сад – не это важно. Важно, чтобы было дело, которое надо завершить. И которое требует ежедневного труда и внимания. Так устроен человек – пока ему надо что-то доделать, закончить, пока он занят продуктивным трудом, будут приходить силы и восстанавливаться энергия. И жизнь можно спасти, как спасла свою жизнь Шахерезада – она каждую ночь рассказывала сказки, чтобы ей голову не отрубил Шахрияр. Это утомительный труд, он кажется бесконечным, он не дает мгновенного результата, но он поддерживает жизнь и возвращает силы – вроде фонарика-«жучка», в котором надо нажимать и нажимать на кнопку, чтобы тот светил. И аккумулятор заодно заряжается. Это хороший способ, он работает. Работа никогда не кончается, пока есть силы; а силы есть, пока есть работа…

признак слабоволия. Нет внутреннего стержня у упрямца. Нет хребта, так сказать. Вот он и нарастил панцирь, словно броненосец или черепаха. Упрямыми становятся те, кого подавляли в детстве – слишком воспитывали, слишком требовали, слишком критиковали… Это детская защитная реакция такая. Упорство и настойчивость – это способность достигать цели, несмотря ни на что. А упрямство – отвержение требований других людей. Упрямец делает «ушки-неслушки», сознательно не слышит смысла обращенных к нему требований. Набор раздражающих звуков слышит, а смысл отрицает. И упрямые люди очень легко попадают под влияние того, кто ничего не требует, а ведет льстивые речи и потакает. А потом – хлоп! – и разбивает ракушку о камень. И лакомится содержимым. Или омара кидает в кипяток – внутри вкусное мясо, и сопротивления – ноль! Потому упрямцы в опасности всегда. Требования разумные они отрицают изо всех сил. Нет! – и все тут. Не слышат они требований и голос разума. А чужих сладкоречивых сирен слышат отлично, ведь требований нет… С упрямством надо работать. Недаром упрямство называют еще «бесом противоречия». Иногда, как ни странно, обучение пластике и танцам, которые делают тело гибким, помогают «размягчить» панцирь, такой бесполезный и тяжелый. Тяжело упрямому человеку, который ошибочно считает себя упорным; и с ним еще тяжелее… Но хвалиться точно нечем: упрямыми бывают именно слабовольные люди.

кто беспомощен. Кто не имеет ресурсов или исчерпал их в борьбе. А не тому, кто свои деньги и силы бережливо спрятал и притворился бедным и слабым. Но это просто мое мнение. Самое страшное, когда помочь нечем. Когда и рад бы помочь! И с превеликим удовольствием помог бы, а нечем. Ничего не изменить. Не спасти. Как-то по телевизору показывали мальчика больного. И мама его рыдала и рассказывала, что лечение не помогло. Дорогое, качественное, тяжелое лечение не помогло. Все. Так, мельком показали в сюжете; ни денег не просили, ни лекарств, просто промелькнул сюжет в передаче о детях больных. И худенький мальчик лет пяти дергал рыдающую маму за руку и говорил: «Ну мама! Ну, не плачь! Ну, пожалуйста! Зачем ты… Не надо, не говори про это. Ну, зачем ты?» – ему было совестно, неудобно, он не хотел, чтобы мама плакала и чужим людям рассказывала про горе… Такой серьезный бледный мальчик с карими глазами. Очень мужественный и порядочный – хотя уместно ли это слово? И я много лет этого мальчика помню. Которому не нужны были ни деньги, ни игрушки, ни сочувственное внимание. Ему только нужно было, чтобы мама не плакала. И чтобы отвязались от мамы. И вот этого мальчика помню – каждый день. Там не было ни имени, ни адреса; маленький случай из жизни. Когда нечем помочь. Когда ни о чем не просят. И ничего сделать нельзя – совсем. Я только надеюсь, что он выздоровел чудом – с детьми случаются чудеса. А если нет – может, мы все равно встретимся в другом месте. Я его сразу узнаю. Этого серьезного мальчика, который стыдился слез и просьб. И просил только, чтобы не плакала мама. Может, мы на сияющей лестнице встретимся. Или на вокзале – никто не знает, как там все устроено. Но там все здоровы и счастливы; все знают ответы на все вопросы. Нет ни страданий, ни болезней… Даже если меня туда не пустят – мальчик точно там, в прекрасном месте. А я и на лестнице постою; лишь бы ему было хорошо, мальчику, который ни о чем не просил…