Анна Кирьянова - Ведерко мороженого и другие истории о подлинном счастье

она как гипноз иногда. Вот у одной девушки была первая любовь – и она никак не могла забыть молодого художника Арсения. Он был очень талантливый. Подавал надежды. И очень был интересный человек, с бородкой и с длинными волосами. Типичный художник-авангардист. У них был роман, и даже некоторое время они вместе пожили. Потом Лена оказалась в положении, а Арсений уехал в Петербург. Художники должны вести богемный образ жизни, чтобы не растратить талант в мещанском быте. В общем, он просто эту Лену бросил в съемной квартире. Платить нечем стало. Лена вернулась к родителям. Потом мальчик родился. Училась, работала; долго рассказывать. Очень нелегко было, но она стала адвокатом. И встретила хорошего человека, лысого правда. И довольно полного. И в очках. Тоже адвоката. Они поженились; муж любил Лену и мальчика. И как-то дела у них пошли хорошо, успешно: дом построили. Машины хорошие. Мальчик учиться пошел тоже на юриста. Они стали богатыми и успешными, Лена и ее толстенький лысый муж. Но Лена имела тайну в душе: она все еще любила этого Арсения, художника. Никак не могла забыть его пламенные речи, страстные объятия, поцелуи и вообще – все это прошлое. Ей казалось, что ничего подобного в жизни больше не было. И не будет. И она иногда тосковала по своей первой любви. И тут раз! – Арсений нашел ее в Сети! И написал письмо. Она ответила. Он опять написал. Она опять ответила. Потом завязалась переписка, а потом Арсений позвал ее к себе. Жизнь его трагично сложилась: успеха он не достиг, много пил от непонимания и тоски, денег не заработал, жил, как и мечтал в юности, в мансарде. В мансарде деревянного дома в поселке рядом с Петербургом. Почти в Питере, можно сказать. В общем, эта Лена собралась ехать к Арсению. Тем более он желал видеть сына и говорить с ним. Лена полетела в Питер. И хорошо, что мужу и сыну пока ничего не сказала… Зашла в мансарду – Арсений ее не смог встретить, он с похмелья валялся на диване. Бородка такая седая, козлиная. Волосы длинные по краям, а в середине нету. Бутылки стоят. И Лена стоит в своей роскошной шубе, с чемоданчиком красивым, тоже красивая – как купчиха за чаем у Кустодиева. В такой же шапочке. Стоит и думает: «Какая я дура. Надо же. Двадцать лет думала вот про это вот существо, которое пыхтит и матерится на диване. И какая я умница, что ничего не сказала мужу и сыну. Сколько крови себе попортила – и ради чего? Надо было раньше в Питер съездить. М-да». Она вызвала такси и домой полетела. К своему лысому доброму мужу. Которого любила по-настоящему. И к сыну, который мужа считал папой и пришел бы в ужас от свидания в мансарде. От встречи с папенькой. Вот и вся история про первую любовь, в которой мало романтики оказалось. И которая чуть не испортила жизнь хорошей женщине. Но судьба все расставила на свои места – так часто бывает. И не стоит слишком грустить о прошлом, вспоминая первую любовь, которая обошлась так жестоко с некоторыми хорошими людьми…

вроде безобидные люди. Ну, хочется человеку поговорить о себе, о своих взглядах, выразить мысли, задать риторические вопросы – что плохого-то? Ничего плохого, совершенно согласна. Если другой человек расположен беседовать, имеет свободное время, хорошо себя чувствует и тема ему интересна, тогда будет конструктивный диалог, интересный разговор. Но так не всегда бывает. И любитель поговорить о себе, о своих мыслях и чувствах должен точно знать, расположен ли разговаривать другой человек. А то вот у Льва Толстого жена рожала в муках, схватки начались, врач был обеспокоен предстоящими родами и давал мрачные прогнозы. И Софья Андреевна прибрела в кабинет мужа, держась за живот и стеная. И сказала, что, возможно, умрет. Надо бы попрощаться, Лев Николаевич! Толстой визиту жены обрадовался и принялся рассуждать о своей вине перед человечеством. И своих мыслях, чувствах и переживаниях. О философских своих воззрениях на суть человека. Говорил долго и упоенно. Так и поговорили. Софья Андреевна все же выжила и ребенка родила. Но этот случай немного охладил отношения между супругами. Ей обидно было. Вот так обидно бывает людям, когда к ним лезут с разговорами о себе, о своих мыслях и чувствах, но совершенно не интересуются, как сам человек себя чувствует. И есть ли у него время и силы для разговора. Может, у него живот болит или еще что? Может, у него с близким что-то случилось? Может, тяжело у него на душе? Но до этого эгоистам нет никакого дела. Их мучают личные вопросы, самые важные и ценные. А про чужой живот и чужую жизнь они как-то не думают…