Мирзакарим Норбеков - Где зимует кузькина мать, или как достать халявный миллион решений

Обращаюсь к санитару — не слышит.

Та-ак! Тут курить захотелось. Смотрю, в лифте лежит скомканная пачка сигарет, и бутылка из-под кефира стоит. Кефира там, ну, так примерно на одну треть осталось.

Отвезли меня в морг. Два дня я там ходил, среди этих скафандров, без хозяина.

(Обратите внимание — «без хозяина»!)

Я туда сходил, сюда сходил — везде и всюду был. Домой пошел — жена плачет. Уговариваю свою жену, успокаиваю: «Ну, что делать?».

Но тело все равно меня не отпускает. Возвращаюсь, брожу вокруг него.

А в понедельник меня как-то затянуло обратно. И так мне туда неохота было, так было больно, так грязно все это.

Когда патологоанатом пришел на работу… я понял, что на этом у меня все закончится. Начал метаться вокруг него, и вдруг в какой-то момент меня затянуло…

Очнулся в палате через четыре дня.

Обратите внимание: «затянуло». Этот момент возврата в тело редко кто помнит.

После того, как его выслушали, мы стали проверять: пачка сигарет на месте лежит, в лифте. А тело-то было накрыто — он не мог видеть! Бутылки нет. Стали искать. Оказывается, уборщица утащила.

Нашли бутылку из-под кефира, но мытую. Спрашиваем:

— Сколько было кефира?

Уборщица говорит:

— Да на треть было, но он был такой… сгнивший.

Испугалась, почему такую никчемную бутылку ищем. Про

верили улицу — был пожар. Маршрут проверили.

А вот канализационного колодца не нашли. Во всем городском парке, где это случилось, не было ни одного колодца. Даже специальное прочесывание добровольцами не помогло.

И таких случаев мы собрали почти четыреста.

P.S. Иногда Мирзакарим Санакулович проводит в зале опрос слушателей, переживших состояние клинической смерти. Интересно, что на каждом курсе обязательно находятся несколько таких человек. Вот стенограмма одного из опросов.

— Есть кто-то в зале, кто был в состоянии клинической смерти? У кого была остановка сердца, врачами подтвержденная… Поднимите руку, у кого? Пожалуйста.

(Несколько человек поднимают руки.)

— Есть еще кто-нибудь? Один, два, три, четыре, пять, шесть. Да нет, пятеро вас. Я же чувствую. Таких людей всегда сразу видно.

Идемте, пожалуйста, можно вас сюда пригласить? Я вас прошу.

(Слушатели выходят на сцену. Мирзакарим Санакулович подходит с микрофоном к первой слушательнице.)

— Пожалуйста. То, что вы сейчас расскажете, — это жалкие огрызки того, что было. Когда это было? Как это было, и что вы ощущали?

— Это было, когда я рожала. У меня были очень тяжелые роды…

— Закройте глаза.

Стоящие на сцене закрывают глаза. Мирзакарим Санакулович обращается к аудитории:

— Запоминайте вот эту траекторию.

(Показывает рукой сначала по диагонали вверх, потом по горизонтали, потом по диагонали вниз.)

— И потом оттуда… Понятно, да?

Стоящим на сцене:

— Открываем глаза.

(Продолжается диалог со слушательницей.)

— Ну, были очень тяжелые роды, и, значит, принимали их отдельно, не в родовой, а в операционной. Хотели делать прерывание. В общем, потом я не знаю, что произошло. У меня было… Ну, я потеряла сознание или что-то. И вдруг полетела куда-то, в какую-то огромную трубу.

— Траекторию скажите: вниз полетели, вперед, вверх?

— Нет, вот так вот. (Показывает по диагонали вверх.)

— Вверх, да?

— Чуть вверх. И стояла я как бы…

— Потому что только во время родов погибшую женщину Господь лично сам туда принимает. Вверх уходит…

— Да, и я как бы стояла впереди летящего на большой скорости… паровоза, что ли. И вдруг влетаю из темного туннеля куда-то. Ну, в такое пространство, где… Я даже вот сейчас говорю—у меня мурашки по телу. Потому что там была такая не обыкновенная красота! Это было огромное солнце. Это была огромная какая-то поляна, где было так прекрасно!

И я даже слышала какие-то звуки, я слышала голоса. Но я была там одна. Вот. И вдруг мне какой-то голос говорит: «Ну ладно, лапушка, возвращайся, возвращайся». А мне так не хотелось! А когда я вернулась, то мне было очень тяжело. В общем, вот… У меня…

— Вот какой-то огрызок вы услышали, дорогие мои. Это огрызки. Но, между прочим, у вас самой желания вернуться не было, да?

— Нет, я очень хотела остаться.

— Но вас выгнали оттуда.

— Да, мне сказали, что пора возвращаться. У меня же дочка родилась. И такая желанная, и такая долгожданная. Мне запрещали рожать, потому что я была сердечника. Но я все-таки отважилась. И когда я узнала, что беременна, то от всех тщательно это скрывала. Я никуда не ходила, к врачам не обращалась, только в роддоме мне сделали анализы… И, в общем, роды были тяжелые.