Карлос Кастанеда: Рассказы о силе (Истории силы)

— Нет. Ты должен делать нечто большее. Ты должен постоянно выталкивать себя за свои пределы.

— Но ведь это безумие, дон Хуан. На это никто не способен.

— Есть масса естественных для тебя вещей, которые лет десять назад показались бы тебе безумием. Эти вещи не изменились. Изменилось твое представление о себе. Невозможное тогда стало вполне возможным сейчас. Не исключено, что твой полный успех в изменении себя — всего лишь вопрос времени. В этом отношении единственно возможный для воина курс — это действовать неуклонно и безоговорочно. Ты достаточно знаешь о пути воина, чтобы поступать должным образом, но твои старые привычки и распорядки стоят на твоем пути.

Мне показалось, что я понял его.

— Ты считаешь, что записывание — это одна из моих старых привычек, от которых я должен избавиться? Может, мне уничтожить мою новую рукопись?

Вместо ответа он поднялся и посмотрел на край чапараля. Я сказал, что получил много писем от читателей, которые уверяли меня, что нельзя писать о своем ученичестве. Они ссылались на то, что учителя восточных эзотерических учений требуют соблюдения абсолютной тайны.

— Может, эти учителя просто индульгируют [1] To indulge — потворствовать, потакать (кому-л. в чем-л.); удовлетворять свои желания, не отказывать себе (в чем-л.). Здесь в смысле — потакать себе. Термины индульгировать и индульгирование сохранены во всех последующих книгах. в том, что они учителя? — сказал дон Хуан, не глядя на меня. — Я не учитель. Я всего лишь воин. Поэтому я понятия не имею, что чувствует учитель.

— Дон Хуан, может быть, я действительно напрасно раскрываю некоторые вещи?

— Неважно, что именно человек раскрывает или удерживает при себе, — ответил он. — Что бы мы ни делали и кем бы ни являлись — все это основывается на нашей личной силе. Если ее достаточно, то всего одно сказанное нам слово может изменить нашу жизнь. А если ее мало, то пусть даже будут раскрыты все сокровища мудрости — это ничего нам не даст.

Он понизил голос, словно собираясь поведать мне нечто сокровенное.

— Сейчас я произнесу, пожалуй, самое великое знание, которое только можно выразить в словах, — сказал он. — Посмотрим, что ты сможешь с ним сделать. Знаешь ли ты, что в это мгновение ты окружен вечностью? И что этой вечностью ты можешь воспользоваться, если пожелаешь?

Он выжидающе посмотрел на меня, едва заметными движениями глаз подталкивая к ответу. После длинной паузы я сказал, что не понимаю, о чем идет речь.

— Вон там! Вечность — там! — произнес он, указывая на горизонт. — Или там, — сказал он затем, указав прямо вверх. — А можно сказать, что вечность похожа не это. — И он раскинул руки в стороны, указывая на запад и восток.

Мы посмотрели друг на друга. В его глазах был вопрос.

— Что ты на это скажешь? — требовательно спросил дон Хуан.

Я не знал, что ответить.

— Знаешь ли ты, что можешь навечно расширить себя в любом из указанных мною направлений? — продолжал он. — Знаешь ли ты, что одно мгновение может быть вечностью? Это не загадка; это факт, но только если ты оседлаешь это мгновение и используешь его, чтобы унести с собой свою целостность навсегда и в любом направлении.

Он смотрел на меня.

— У тебя раньше не было этого знания, — сказал он, улыбнувшись. — Теперь я открыл его тебе, но это ничего не меняет. Потому что у тебя не достаточно личной силы для того, что бы ты мог воспользоваться моим откровением. Если бы у тебя было достаточно личной силы, то одних моих слов тебе было бы достаточно для того, чтобы собрать свою целостность и вывести критическую часть ее за границы, в которых она содержится.

Он подошел ко мне и постучал костяшками пальцев по моей груди.

— Вот границы, о которых я говорю, — сказал он. — Можно выйти за них. Мы — это чувство, осознание, заключенное здесь.

Он хлопнул меня по плечам обеими руками, да так, что мои блокнот и карандаш полетели на землю. Дон Хуан наступил на блокнот и, смеясь, смотрел на меня.

Я спросил его, не возражает ли он против моих заметок. Он уверяющим тоном сказал, что нет, и убрал ногу.

— Мы — светящиеся существа, — сказал он, ритмично покачивая головой. — А для светящихся существ значение имеет только личная сила. Но если ты спросишь меня, что такое личная сила, я отвечу, что этого мои объяснения тебе не объяснят.

Дон Хуан взглянул на запад и сказал, что до заката еще несколько часов.

— Мы пробудем здесь долго, — объяснил он. — Можно сидеть тихо или разговаривать. Для тебя неестественно молчать, поэтому продолжим беседу. Это место является местом силы, и поэтому мы должны воспользоваться им до наступления ночи. Сиди как можно естественней, без страха или нетерпения. Похоже, что тебе легче всего расслабиться, делая заметки. Поэтому пиши, сколько душе угодно. А теперь расскажи мне о своем сновидении.