Сатпрем - НА ПУТИ К СВЕРХЧЕЛОВЕЧЕСТВУ - Очерки экспериментальной эволюции

Тогда искатель начинает усваивать закон Гармонии. Он усваивает его шаг за шагом, методом проб и ошибок, малейших ошибок, которые сеют болезнь и путаницу: на этой стадии переживание разворачивается не в голове и не в сердце, оно происходит в теле. Это самая незначительная игра ощущений, столь же мимолетная, какой могло бы быть первое содрогание радиолярии при смене температуры Гольфстрима, и столь же чреватая физическими последствиями, как гроза над хлебными полями разума или тайфуны над мутными морями витала. Мы столь неповоротливы и тупы на наших «высших» уровнях, что нам надо схлопотать по голове, чтобы понять, что вот этот человек рассержен и что убийство прячется в этих глазах, таких прозрачных; но субстанция тонка; чем больше мы за ней наблюдаем, тем больше открываем ее невероятную восприимчивость, к сожалению, в двух направлениях. Сто раз, тысячу раз искатель сталкивается с этими микро–тайфунами, этими крошечными вихрями, которые внезапно расстраивают равновесие существа, затуманивают все, придают привкус праха и мрачности малейшему жесту, портят воздух, которым дышишь, и портят все — это общая порча, мгновенная, за одну секунду, за десять секунд. Отвердение всего. И искатель как бы внезапно подкашивается усталостью, он видит, как подходит болезнь — и действительно, она несется во весь опор. Какая болезнь? — Эта Болезнь. И смерть подстерегает позади. За секунду, за десять секунд подходишь прямо к сути дела, касаешься этой вещи, она здесь, неопровержимая, раскрыт весь механизм. Это как внезапный зов смерти. А снаружи все одинаково. Обстоятельства такие же, жесты все те же, атмосфера столь же солнечная, и тело живет как обычно. Но все изменилось. Это мгновенная смерть, мгновенная холера. А затем это исчезает, растворяется как облако, и не известно почему. Но если уступаешь, тогда действительно заболеваешь, ломаешь ногу или происходит реальный несчастный случай. И искатель начинает понимать причину этих крошечных нарушений равновесия. Он напал на след самого незначительного ада, который, возможно, является первым семенем большого Зла в миллионе обличий, первой жесткостью великой безмятежной окаменелости смерти. Все содержится там, в черной искре. Но в тот день, когда мы схватим эту крошечную отравляющую вибрацию, мы завладеем секретом бессмертия или, по меньшей мере, секретом продления жизни по желанию. Умирают из–за того, что поддаются, и поддаются тысячи маленьких раз. В каждое мгновение надо подтверждать свой выбор между смертью и бессмертием.

Но это все еще негативный и человеческий способ подходить к переживанию. В действительности, Гармония, чудесная Гармония, которая управляет вещами, не хочет обучать нас законам ада, будь это самый маленький ад; она хочет солнечного закона. Она бросает на нас свои тайфуны, свои болезни, окунает нас в черную яму лишь настолько, насколько это необходимо, чтобы мы усвоили урок — ни минутой больше; и с той секунды, когда мы вернули себе крупицу солнца, маленькую ноту, чудесное маленькое спокойное течение в сердце вещей, все изменено, вылечено, повернуто к свету: это мгновенное чудо. На самом деле это не чудо; чудо есть везде, каждое мгновение, это сама природа вселенной, ее воздух, ее солнце, ее дыхание гармонии; только мы блокируем ее путь, мы строим наши стены, наши науки, миллионы наших приборов, которые «знают лучше», чем эта Гармония. Мы должны учиться позволять течь этой Гармонии, позволять ей делаться — нет другого секрета. Она «ставит нас в трудное положение» не для того, чтобы сокрушить или наказать, а чтобы научить нас технике мастерства. Она в самом деле хочет, чтобы мы действительно стали мастерами своего солнечного Секрета, она хочет, чтобы мы действительно стали тем, кем мы всегда были, свободными и царственными и радостными, и она будет толочь нас и трамбовать до тех пор, пока мы не будем вынуждены постучать в свою солнечную дверь, раскрыть руки и позволить сладости течь над миром и в наших сердцах.

Ибо есть еще больший секрет. Мы стоим перед этой грандиозной вселенной, усеянной трудностями и проблемами и отрицаниями и препятствиями — все есть нечто вроде постоянной невозможности, которую надо преодолевать силой интеллекта, воли, духовными или материальными мускулами. Но, делая так, мы ставимся на одну доску с гусеницей, уподобляемся карлику, забившемуся в своей дыре смерти. И поскольку мы верим в трудность, то мы вынуждены верить в наши стальные или не стальные мускулы — которые всегда сдают. И мы верим в смерть, мы верим в зло, верим в страдание, как крот верит в добродетель своих туннелей; и нашей погребальной верой, нашей тысячелетней верой, нашим взглядом серого эльфа мы упрочняем трудность, вооружаем ее тьмой приборов и средств, которые раздувают ее еще больше, закрепляют ее в ее неумолимой борозде. Это грандиозная эльфийская иллюзия, охватившая мир. Грандиозная Смерть сжимает мир — но это только наш страх перед бессмертием. Грандиозное страдание разрывает мир — но это только наш отказ от радости и от солнца. И все здесь есть, все возможные чудеса под великим свободным солнцем, все возможности, о которых мы только мечтали и даже не мечтали, все простое, спонтанное, естественное мастерство, все простые силы Великой Гармонии. Она просит только разлиться над миром, течь через наши каналы и наши тела, она только просит, чтобы мы открыли ей путь. И если мы позволим этой легкости, этой божественной непринужденности, этой солнечной улыбке хоть на секунду наводнить наш маленький агломерат плоти, так сразу же все рассеивается, препятствия растворяются, болезни исчезают, обстоятельства выстраиваются словно чудом, темнота озаряется, стена рушится — как если бы этого никогда и не было. И, повторим еще раз, это не чудо: это восстановление простоты. Это восстановление реальности. Это точка гармонии здесь, которая контактирует с Гармонией везде и спонтанно, автоматически, мгновенно привносит (или снова привносит) гармонию туда, в этот жест, в это обстоятельство, в это слово, в это стечение событий — и все является чудом стечения обстоятельств, потому что следует Закону. Стен никогда и не было, болезни, страданий, смерти никогда и не было, но у нас был этот взгляд болезни, взгляд страдания и взгляд смерти, а также этот взгляд заточенного эльфа — мир таков, каким мы его видим, каким мы его хотим; достаточно другого взгляда внутри нас, и все преобразуется. « Дети мои» , — говорила Она, продолжившая работу Шри Ауробиндо, — « вы живете в грандиозном море вибраций, и даже не осознаете это! Потому что вы не восприимчивы. В вас такое сопротивление, что если чему–то и удается проникнуть в вас, то три четверти того, что вошло, резко отторгается наружу из–за неспособности содержать в себе это… Взять для простого примера сознание Сил, таких как сила любви или сила понимания или сила творения (все то же самое и для силы защиты, силы веры, силы прогресса, для всех этих сил), взять просто Сознание, это Сознание, которое покрывает все, пронизывает все, которое есть везде, которое есть во всем — оно выглядит почти как насилие, которое хочет навязать себя существу, которое этого не хочет!… Тогда как если бы вы были открыты и попросту бы дышали — это все, ничего больше не надо — вы бы дышали Сознанием, Светом, Пониманием, Силой, Любовью и всем остальным.» [33] La Mere, Entretien du 16 septembre 1953. Все есть здесь, под нашими глазами, полное чудо мира, только ожидающее нашего согласия, нашего взгляда веры в прекрасное, веры в свободу, веры во всевышнюю возможность, которая стучится в наши двери, ударяя по нашим стенам интеллекта и страдания и малости. Это всевышняя «смена силы», которая стучится в двери мира и бьет по нациям, бьет по Церквям и Сорбоннам, бьет по сознаниям и по всем нашим геометрическим и хорошо продуманным определенностям; и если однажды, только однажды, сознание человека откроется лучу этого живого чуда, если сознание единственной нации среди всех слепых наций просто откроется искорке Милости, тогда эта суровая цивилизация, заточенная в свою науку, заточенная в свои законы, заточенная эльфом ужаса и страдания — это грандиозное сооружение, в котором мы родились и которое кажется нам таким неизбежным, таким нерушимым и торжествующим в своих грубых чудесах стали и урана, это ужасная тюрьма, в которой мы ходим кругами — рухнет во мгновение ока, оставив за собой кучу ржавчины. Тогда мы наконец–то станем людьми или, скорее, сверхлюдьми, мы заимеем радость, естественное единство, свободу без стен и силу без искусственных приспособлений. Тогда обнаружится, что все это страдание и эти стены и трудности, которые одолевали нашу жизнь, были только жалом Солнца Истины, первым заключением, чтобы заставить расти нашу силу и нашу нужду пространства и силы истины; это была вуаль иллюзии, чтобы защитить наши глаза от слишком сильного света; это темный переход от инстинктивной спонтанности животного к сознательной спонтанности сверхчеловека; и обнаружится, что все просто, в конечном итоге, невообразимо просто, как сама Истина, и невообразимо легко, как сама Радость, которая зачала эти миры; ибо, поистине, « путь богов — это солнечный путь, на котором трудности теряют всякую реальность.» [34] La Mere, Quelques Paroles , p. 31