Митрополит Сурожский - Учитесь молиться

Так вот, когда мы пришли к выводу, что Бог отсутствует, не следует ли нам поставить перед собой вопрос – кого мы в этом виним? Мы всегда виним Бога, – либо обвиняем Его прямо в лицо, либо жалуемся другим, что Он отсутствует, что Его никогда нет, когда Он нужен, что Он не отзывается, когда к Нему обратишься. Иногда мы более “благочестивы”– именно в кавычках! – и говорим: “Бог испытывает мое терпение, мою веру, мое смирение”, и находим множество способов обратить Божий суд о нас выгодной для нас стороной: “Я так терпелив, что могу терпеть даже Самого Бога!” Разве это не так?..

Помню, когда я был молодым священником, я однажды произнес проповедь, одну из многих, произнесенных мною в приходе. После службы ко мне подошла девушка и сказала: “Отец Антоний, вы, наверное, очень плохой человек”, Я ответил: “О да, – но как вы об этом узнали?” Она пояснила: “Вы так хорошо описали наши грехи, что, конечно, вы сами их все совершили”. Разумеется, дурные мысли и дурные состояния, неприглядное описание которых я вам здесь предлагаю, вероятно, мои собственные, но, может быть, хоть в какой-то мере, всё же и ваши.

Если мы хотим молиться, то сначала должны быть убеждены в том, что мы – грешники, нуждающиеся в спасении, что мы отделены от Бога, что не можем жить без Него, и единственное, что мы можем Ему принести, это наша отчаянная тоска о том, чтобы стать такими, какими Бог принял бы нас, принял в нашем покаянии, принял нас с милосердием и любовью. И вот молитва, с самого ее начала, – это наше посильное восхождение к Богу, момент, когда мы поворачиваемсяк Богу, не решаясь подойти ближе, зная, что если мы встретим Его слишком рано, прежде, чем Его благодать поможет нам встретить Его – встреча будет судом. Всё, что мы можем сделать, это повернуться к Нему в благоговении, в трепетном преклонении и почитании, на какие мы только способны, со всем вниманием и серьезностью, и просить Его сделать с нами что-то, что даст нам способность встретиться с Ним лицом к лицу, не в суд и не в осуждение, но в жизнь вечную.

Здесь я хотел бы напомнить вам притчу о мытаре и фарисее. Мытарь приходит в храм и стоит позади, у входа. Он знает, что стоит осужденным; он знает, что в категориях справедливости ему надежды нет, потому что он не причастен Царству Божию; он – вне царства правды и праведности или царства любви, потому что непринадлежит ни царству праведности, ни царству любви. Но в той жестокой, уродливой жизни насилия, которая является его жизнью, он научился чему-то, о чем праведный фарисей не имел и понятия. Он научился, что в мире соперничества, в мире хищнических отношений, жестокости и бессердечия, единственное, на что можно надеяться – это на вторжение милосердия, на вторжение сострадания, неожиданное и невероятное, которое не коренится ни в исполнении долга, ни в строе естественных отношений, и которое приостановило бы закономерность жестокости, насилия и бессердечности в повседневной жизни. Мытарь, будучи вымогателем, ростовщиком, хищником, знал из собственного опыта, что бывают моменты, когда безо всякой причины – поскольку это никак не входит в его мировоззрение – он вдруг простит долг, потому что его сердце дрогнуло и стало уязвимым; когда, может случиться, он не предаст кого-то в тюрьму, потому что человеческое лицо что-то ему напомнило или звук голоса коснулся его сердца. Логики в этом нет; это не входит ни в его образ мыслей, ни в его обычный образ действий. Тут, наперекор и вопреки всему, вторгается нечто, чему он не может противиться; и он тоже, вероятно, знает, как часто сам бывал спасен от конечной катастрофы этим вторжением неожиданного и невероятного – милости, сострадания, прощения. И вот он стоит у церковной притолоки, зная, что область внутри храма – область праведности и любви Божией, которой он не принадлежит и куда вступить не может. Но он по опыту знает, что невероятное сбывается, и тут-то он и говорит: “Помилуй! Нарушь законы справедливости, нарушь законы религии, милостивосойди к нам, не имеющим права ни на прощение, ни на то, чтобы вступить в эту область”. И вот я думаю, что это – исходная точка, от которой мы должны начинать снова и снова, постоянно.

Вы, вероятно, помните место у апостола Павла, где Христос ему говорит: Сила Моя в немощи совершается… Эта немощь – не та слабость, которую мы обнаруживаем, когда грешим и забываем Бога, но такая слабость, которая означает гибкость до конца, полную прозрачность, всецелое предание себя в руки Божии; обычно же мы стараемся “изо всех сил” и мешаем Богу явить Егосилу.