Митрополит Сурожский - Ступени. Беседы митрополита Антония Сурожского

Как это применять практически в течение всей своей жизни на земле? Это так просто, а порой эта простота бывает такая страшная. Я помню рассказ моего товарища, который еще жив, он старше меня лет на десять. Он был епископом города Цюриха в Швейцарии. Будучи в Париже студентом, он всегда жаловался, что он был такого высокого роста, такой широкоплечий, что не мог незаметно пройти. Я помню, как однажды, когда он стоял в метро, какой-то мальчонка его дернул за рукав и сказал: "Дядя, тебе разве не скучно одному там наверху стоять?" Мальчик был маленький, а Володя был очень рослый.

Когда пришла война, я от него получил письмо, в котором он, между прочим, говорил: "Я всегда жаловался на то, что я такой широкоплечий, рослый, а теперь я так радуюсь этому. Когда бывает стрельба, два человека могут спрятаться за моей спиной".

Это были не просто слова, потому что он был на фронте. В него стреляли люди, он отдавал свою жизнь. Он не был убит, но жизнь-то он все равно отдавал. Если жизнь у него не отняли, то это не значит, что он не готов был ее отдать, ее положить "за други своя", то есть за другого человека. Не за личного друга, а просто за того солдатика, который за ним может спрятаться.

Вот так и мы можем в течение всей своей жизни и в большом, и в малом быть не героями, потому что для этого редко предоставляется возможность, а быть подвижниками, постоянно двигаться, чтобы быть все более похожими на Христа, все более радовать Его этим; все время светлеть, принимая черты Его Личности, учась тому, что для Него отвратительно, и что для Него – радость.

Я помню одного священника, тогда еще совсем молодого, который мне казался очень ветхим, потому что я был мальчиком десяти лет. Он меня очень поразил. Его звали отец Георгий Шумкин. Он был священником нашего детского лагеря. И нас, всех мальчиков поражало, в нем то, что он умел нас всех любить без разбора. Когда мы были хорошими, его любовь была ликующей радостью. Когда мы отпадали от благодати, делались плохими, его любовь не менялась, но она делалась острой болью, которая нас оздоровляла и нас меняла. В то время я о Боге ничего не знал. Это меня поразило и осталось в моей памяти и в моем сердце. Это раскрылось, когда я о Боге узнал... Бог нас любит именно так. Он ликует, и Он умирает на кресте. Острая боль в сердце отца Георгия стала возрождением нашим и возрождением других людей. Многие из нас переменились от того, что не могли вытерпеть, видя его страдания.

Вот в чем, как мне кажется, в простых словах и в масштабе обыкновенной простой жизни заключается жизнь христианина в современном мире.

Первое, о чем я хочу сказать, и это мне кажется очень важным: Христос сам лично ничего не написал. Евангелие, которое у нас есть – это память Церкви, память самых ближних Его учеников о том, что они пережили, чему они научились, общаясь со Христом.

Христос не оставил после себя книгу, как оставляли многие другие учителя. Что же Он после себя оставил? Можем ли мы быть уверены в том, что в Евангелии содержится именно то, что Он говорил, чему Он учил, что именно таков был Его образ. Да, можем. Мы можем себе это представить гораздо лучше, чем если бы была у нас книга, которую мы бы читали, и каждый из нас бы вычитывал то, что ему хочется в ней увидеть, как мы постоянно это делаем, читая произведения разных писателей. Мы видим себя в них и воспринимаем книги только в размере своего понимания. Христос книги не оставил, но оставил живое общество, которое называется Церковью и которое Его лично знает. Я говорю: знает, а не только знало. Из столетия в столетие все те, кто стали верующими, так или иначе встретили Христа, могут повторять слова апостола Иоанна, сказанные им в одном из своих посланий: "Мы вам говорим о том, что наши глаза видели, что наши руки осязали, что наши уши слышали".

Мы говорим о том, что для нас абсолютная, несомненная реальность, потому что она – в пределах нашего опыта. И так из столетия в столетие это случается с бесчисленным количеством людей. И нам надо помнить, что Церковь – это общество, которое соединено, как говорится в катехизисе, не только общностью таинств, догматической веры, обрядами. Все это, конечно, есть в Церкви и является как бы составной частью ее, но в Церкви сердцевина другая. Это – встреча, встреча лицом к лицу со Христом. Это может быть потрясающая встреча, она может произойти исподволь, еле-еле заметно, но она всегда должна присутствовать, чтобы человек мог сказать: "я – верующий".