митрополит Вениамин (Федченков) - Молитва Господня

Правда, говорилось и училось, что Бог есть Любовь. Но никогда не внедрили в моё сердце живого ощущения этой любви Его. Наоборот, с самого детства – представление о Боге как о Судии, Воздаятеле! И в таком духе воспитывались мы и в школах.

И припоминаю, что только при постриге в монашество, на 27-м году, я в молитвах и наставлениях постригаемому услышал, точно впервые, о необычайной любви к нам, монахам, Бога: «Всещедрый убо Бог и многомилостивый… рекий: аще бы и жена забыла исчадие свое, Аз же не забуду тебе… да восприимет, и обымет, и защитит, и да будет ти стена тверда… утешения вина (причина)… совозлегая и совосставая с тобою». Конечно, много раз слышал я слова о любви Божией умом, но до сердца они дошли точно в первый раз тогда.

А потом опять долгое время не помню живого отклика в душе, как об Отце…

О, я множество раз испытывал опыты милосердия Божия, но это было более близко к Милующему Судии, чем к Отцу… «Отец» – это было что-то до такой степени далёкое, немыслимое, что сердце моё не смело даже и подумать подобное.

Отчего же нас так учили? Была ли это ошибка окружающей среды? Школы? Но тогда тоже ставится вопрос: почему они уклонились в такую ошибку, если то была ошибка? И была ли то «ошибка»? Или же тут была какая-то сокровенная правда, что мы больше думали не о Боге любви, а о Боге правды?

По этому вопросу мне приходят такие мысли. В православном восприятии христианства – а особенно у русского народа – всегда господствовало покаяние. И это происходило не от того, что русские были более грешны, чем иные православные и инославные христиане, а наоборот – от высоких требований христианского учения. Идеал Христов так высок и совершенен, что внимательная душа всегда будет недовольна своим состоянием, несоответствующим ему. Так чуткий музыкант мучается и от малейшего диссонанса, а рядовому слушателю и большие ошибки незаметны. Святые люди всегда почти считали себя великими грешниками. В этом духе и воспитывалась Православная Русь. Следовательно, это была не «ошибка», а глубокое восприятие христианства.

Мне припоминается случай из прошлого. Одному человеку была подарена икона с надписью: «Просите у Бога благодати». Казалось бы, что тут невозможного или неприемлемого? Просить о радости, о милости Божией? Но в ответ на это пожелание было написано: «Где уж мне просить о благодати? Вот хоть бы пощадил меня Господь, окаянную грешницу». И это по-православному, по-русски. А она была совсем не какая-нибудь великая грешница, по мнению нашему, даже была – «жизни хорошей»: чистой, богомольной, скромной, терпеливой. И это покаянное восприятие христианства так вкоренилось в русские души православные, что нам совершенно невмоготу было переносить сектантские постоянные «благодарения» «дорогому Христу». Нам вообще было неприемлемо протестантское учение о «легком» спасении «верою».

Известно, что самою распространенною молитвою в православном богослужении являются два слова: «Господи, помилуй!» – Будь милосерд! «Боже, милостив буди мне грешному!» (слова мытаря). И вообще покаянные молитвы в частности, Давидовы псалмы, занимают весьма значительное место в приготовительных частях наших служб: на вечерни, на утрени, на часах, на домашних молитвах. И только на литургии Церковь поднимает нас на свою высоту «Евхаристии» (с греческого языка – благодарения, хвалы) – гимна Богу за спасение человечества, за восстановление сыновства людей Богу Отцу. Да, это так. Но таково воззрение Церкви, живущей духом Божиим, она в высоте своей достигла вершины славословия чадами своего Отца Небесного. Но ее немощные, слабые дети и доселе неспособны подниматься до такой высоты. Известно, что едва ли не большинство присутствующих на литургии верующих исполнены не чувства восторга и хвалы Отцу, а постоянным покаянным сознанием своего недостоинства и просьбами о прощении, помиловании да ходатайством о даровании им недостающего в земной жизни.

Отчего всё это так сокрушенно и грустно? Причина простая. Наша греховность, личное наше несовершенство не позволяет подниматься каждому из нас (за малыми исключениями) на высоту благонадежного торжества, а снижает нас всегда на покаянные просьбы. Потому мы, чувствуя себя всегда виновными, не смеем даже останавливаться на мысли об «Отечестве» Божием по отношению к нам. Подобно ветхозаветным евреям, мы, недостойные, видим в Боге Судию, Всемогущего, Бога Сил, Воздаятеля, а не Отца своего. И от этого, а не от случайного или ошибочного воспитания в семье, школе и обществе и даже в Церкви, мы мало чувствуем это дорогое слово «Отец».