Дейвид Прайер - Первое послание к Коринфянам

Более подробное исследование рассказа Луки о пребывании Павла в Коринфе еще больше прояснит характер отношений апостола с христианами этого города.

По сравнению с тем жестоким обращением, которое ему пришлось испытать со стороны македонян (особенно в Филиппах), пребывание Павла в Афинах не отличалось ничем особенно новым: он испытывал насмешки одних и вызывал интерес у других, но уверовавших было немного. Тем не менее церковь в Афинах была основана. Апостол прибыл в Коринф совершенно изможденным: давали о себе знать побои, он был духовно не удовлетворен тем, что ему пришлось испытать в Афинах, тяжело переживал разлуку с Силой и Тимофеем и, естественно, трепетал при мысли, что ему лицом к лицу придется встретиться с этим «городом любви».

Есть основания полагать, что Павел прибыл в Коринф в марте 50 г. и оставался там до сентября 51 г. (с разницей примерно в год). Наиболее вероятно, что Первое послание к Коринфянам было написано в начале 54 г. или, возможно, в конце 53 г. (то есть в середине продолжавшегося два с половиной года пребывания Павла в Эфесе).

Проходя по улицам, Павел наверняка обратил внимание на ремесленников, которые, как и он, занимались изготовлением палаток (или кожевенными работами). По-видимому, Павел, еще будучи раввином, счел необходимым иметь дополнительный источник дохода, так как предполагалось, что раввины выполняют свои религиозные и юридические обязанности, не требуя за это никакого вознаграждения. В Киликии, где вырос Павел, одним из распространенных ремесел было изготовление палаток, покрытие для которых делали из козьей шерсти (и называлось оно «cilicium»). Естественно, Павла привлекло местное ремесло, занятие которым составляло предмет его гордости и доставляло такую же радость, как, вероятно, Самому Иисусу – Его плотницкие работы. В Акиле он узнал своего соплеменника-иудея, и не надо богатого воображения, чтобы представить их первый разговор. Акила и Прискилла уже привыкли к кочевой жизни и с готовностью оказали гостеприимство этому одинокому проповеднику, который, к тому же, оказался апостолом Иисуса Христа.

Трудно переоценить ту поддержку, какую эта встреча, вероятно, принесла Павлу в его «немощи». Бог, по-видимому, в течение всех полутора лет пребывания Павла в Коринфе постоянно его ободрял. Встреча с Акилой и Прискиллой – первый пример такого рода; затем прибывают Сила и Тимофей, которые не только приносят хорошие вести от македонских церквей, но и формируют сильную группу (уже из пяти человек), способную охватить благовестием этот самый главный город провинции. Такое совместное служение принципиально важно: оно должно основываться на прочных дружеских узах и сотрудничестве, которые предполагают не только совместную «христианскую» деятельность, но и общность жизненных идеалов. Акила и Прискилла стали ближайшими сотрудниками Павла и по зову Святого Духа были готовы оставить дом и работу, чтобы содействовать распространению Благой вести.

Как всегда, поначалу Павел сосредоточил свое внимание на синагоге и, несмотря на открытое и единодушное противодействие иудейской общины, испытал большой подъем, обратив в веру Криспа, начальника синагоги (Деян. 18:8). Весьма вероятно, что и преемник Криспа по должности, Сосфен (Деян. 18:17), тоже уверовал в Иисуса. Его необычное имя вновь появляется рядом с именем Павла в Первом послании к Коринфянам (1 Кор.1:1), где он упомянут как соавтор апостола. Нет ничего удивительного в том, что успех проповеди Павла вызвал негодование евреев.

Когда ему, наконец, было запрещено появляться в синагоге, Павел решил проводить свои собрания по соседству. Хозяин дома, некий Тит Иустус (очевидно, язычник), вероятно, имел и третье имя, Гаий, под которым он и упоминается в 1 Кор. 1:14 и Рим. 16:23.

Итак, Павлу было предоставлено идеальное место, где он мог общаться как с иудеями, так и с язычниками Коринфа. И действительно, «многие… уверовали и крестились» (Деян. 18:8).

Церковь быстро росла. Множество причин способствовали обретению уверенности и бодрости духа. Однако, по-видимому, Павел все еще находился в подавленном состоянии, был склонен к сомнениям и унынию. Вот как описывает его состояние Джон Поллок:

«Наверное, ему больше не удастся привести к Христу ни одного коринфянина, увидеть в глазах человека искру новой жизни. Вдобавок он боялся боли, которую придется испытать, если его опять станут бить камнями или палками; боялся, что с наступлением зимы они окажутся в одиночестве, когда из-за морских штормов придется на своих больных старых ногах пробираться по узким тропам Пелопонесских гор. Он хотел все бросить, отказаться от проповедования, уйти, чтобы жить тихо и спокойно, вернуться в Таре, Аравию, куда угодно» [9] J. С. Pollock, The Apostle, p. 124. .