Георгий Чистяков: Свет во тьме светит

Но есть и еще один – эсхатологический – уровень у этого евангельского текста. Нас ждет (и Иисус прямо говорит об этом) общее воскресение и жизнь вечная. Иисус воскрешает этого юношу и в его лице каждого из нас – так Бог посещает свой народ. Это чудо есть в эсхатологическом плане указание на то, что настанет час, когда, как говорит апостол Павел (1 Кор 15: 26), «последний враг истребится – смерть»; у Данте: «переход святой души к свободе вечной славы» ( ad aeterne glorie libertatem ).

Нельзя не вспомнить о том, что первые христиане были уверены в том, что они принадлежат к последнему поколению людей в истории, ибо Царство Божие настанет в самое ближайшее время. С течением времени эти эсхатологические чаяния начали угасать, а христиане стали ориентироваться не столько на приближающийся и, в сущности, уже почти наступивший «конец», сколько на жизнь сообразно нравственным установкам и императивам, которые Бог предъявляет человеку через Церковь и ее учение. И тем не менее для нас, и об этом прекрасно говорит Альберт Швейцер в последней главе «Мистики апостола Павла», «верить в Евангелие Иисуса – значит сделать так, чтобы вера в Царство Божие, которое Он возвещал, снова ожила в нашей вере в Него и в пережитое Им спасение… У нас нет иного пути, кроме того, который был указан Павлом. Только в мистике единения с Христом опыт веры в Царство Божие и в спасение через Иисуса Христа может стать нашим живым достоянием».

Опыт прикосновения к «вечной жизни», о которой постоянно говорит Иисус в Евангелии от Иоанна, и к той «свободе вечной славы», что в размышлениях Данте о смысле Писания играет такую важную роль, опыт совершающегося в глубинах нашего «я» перехода al divino dal umano, a l’etterno dal tempo , то есть «к божественному от человеческого и к вечному от временного», как говорит Данте в 31-й песни «Рая», и есть та эсхатологическая составляющая, без которой христианство неминуемо умирает, превращаясь в чисто этическое учение и в образ жизни, но не более.

На самом деле это единственно возможный опыт прикосновения к Богу, вне которого вера в Него просто невозможна. Если ребенок спросит у нас: «Кто такой Бог?» или «Бог? Что это такое?», то ответить на его вопрос, не попытавшись вместе с ним просто прикоснуться к тому, что Бог присутствует в нашей жизни, вряд ли удастся. Поэтому не случайно Х.П.Оуэн статью «Бог» в англо-американской «Философской энциклопедии» под редакцией Пола Эдвардса (Лондон – Нью-Йорк, 1967, III, 344) начинает следующими словами: «Весьма трудно и, быть может, невозможно дать такое определение слову “Бог”, которое бы включило в себя все значения этого слова и его эквивалентов в других языках. Даже если определить Бога самым общим образом, как “сверхчеловеческое или сверхприродное существо, которое управляет миром”, это будет некорректно. Слово “сверхчеловеческое” неприменимо к почитанию обожествленных римских императоров, “сверхприродное” – к отождествлению Бога с Природой у Спинозы, а глагол “управляет” – к точке зрения Эпикура и его школы, согласно которому боги не влияют на жизнь людей».

«Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле» (3 Цар 8: 12). В этих словах, в разных вариантах повторенных в Библии несколько раз, ярчайшим образом сформулировано то, что может человечество сказать о Боге: в мире Он присутствует скрыто. Бог Ветхого Завета «невидим» и «скрыт» (Ис 45: 15). Через всю Библию красной нитью проходит мысль о том, что Он открывается лишь тогда, когда хочет этого сам, и тем людям, которых сам для этого избирает. Это – таинственная и непостижимая сила.

В знаменитой формуле Евангелия от Иоанна (Ин 1: 18) « Бога не видел никто никогда » речь идет даже не о том, что Бог не имеет каких бы то ни было физических очертаний, что позволили бы человеку увидеть его глазами, но именно о непознаваемости Бога, которого нельзя постичь путем умственных усилий. На основании этих библейских представлений о Боге в первые века христианства будет сформулирован принцип, согласно которому Он – «неизреченен, недоведом (то есть не до конца умопостигаем), невидим, непостижим». Именно так говорится в последовании литургии Иоанна Златоуста, которая практически ежедневно совершается в православных храмах всего мира.

Об этом же говорит Николай Кузанский (1401–1464), указывая, что Бога нельзя постичь «иначе как негативно», т. е. лишь осознав, каким Он не является. Однако «Он постигается через наслаждение от пребывания в истине и жизни среди мира и покоя в небе эмпирея, то есть высшего восторга нашего духа», иными словами, через приобщение к Его истине самой жизнью, нравственным выбором и внутренним состоянием человеческого «я». С точки зрения Николая Кузанского, Бог «не находится в области, или сфере, интеллекта» уже по той причине, что превосходит всякое человеческое представление о нем. Но при этом Он может открыться нам «лицом к лицу» через «радость Господню, которую никто не может отнять от нас, когда мы ощутим, что прикоснулись к нетленному бытию».