Леонид Грилихес - Дом Иисуса

Интересно, что здесь ничего не говорится о жертвоприношении, о культе, но обозначены все важные социальные составляющие паломничества: оно объединяет народ, имеет учительную и воспитательную функцию, способствует благочестию и откликается сильным эмоциональным переживанием («тотчас появились на глазах их слезы»). Надо было бы сказать еще об идее заслуг («чаша заслуг»), которая появляется в фарисейско-раввинистической дидактике и которая тоже очень заметно присутствует в этом рассказе, но об этом в другой раз.

– Но разве не участие в храмовом богослужении и жертвоприношение являются целью паломничества в Иерусалим?

– Конечно. Сообщается, что рабби Гиллель (который дожил примерно до тех лет, когда отрок Иисус совершал описанное Лукой паломничество), объятый радостью во время торжественного возлияния воды на празднике Кущей, сказал: «Если я здесь, то всё здесь; а если я не здесь, то кто здесь? К месту, которое я возлюбил, ведут меня ноги мои!» (Сукка, 53а). Без всякого сомнения, люди шли в Иерусалимский храм, чтобы участвовать в культе. Это то, что венчает дело. Ведь «если я здесь, то всё здесь!» – вся полнота, и вся предельная радость, и единение: «во время жертвоприношений и возлияний они делятся своими чувствами друг с другом и так достигают подлинного единения сердец» (Филон Александрийский. О подробностях закона, 1, 69).

– Сколько человек собиралось в Иерусалиме во время праздника?

– Действительно, наверное, имеет смысл бегло коснуться демографии. Сегодня на нашей планете 7,7 миллиарда человек. Еще 70 лет назад нас было 2,5 миллиарда. Но в I веке на Земле обитало, как полагают, не более 300 миллионов. Численность Римской империи, по самым оптимистичным оценкам, составляла 55 миллионов.

Что касается евреев, примерно миллион человек жили в Палестине. Здесь можно отметить, что за век до евангельской истории завоевательные войны Хасмонейских царей (Гиркан I, Аристовул I) сопровождались насильственным массовым обращением в иудаизм. И число иудеев существенно пополнилось за счет итуреев на севере и идумеев на юге. Из последних происходил, между прочим, Ирод Великий.

Еще около 3 миллионов евреев было рассеяно по различным городам Римской империи. Они «проникли во все города, и нелегко найти какое-нибудь место на земле, где не нашлось бы это племя» (Стра-бон, цит. по: Иудейские древности, 14, 7, 2). В рассеянии евреи создали свой, отличный от палестинского, эллинистический иудаизм, который позволил избежать как крайних форм изоляции, так и полной ассимиляции. За два века до проповеди Иисуса уже были переведены на греческий язык священные книги евреев. Если мы говорим о Торе, то ее перевод был сделан еще веком ранее. Вся эта деятельность, беспрецедентная по тем временам, осуществлялась в Александрии, где «значительная часть города (три из пяти кварталов. – Л. Г.) отведена этому племени (то есть евреям. – Л. Г. )», которое управляется «собственным этнархом… на правах представителя самостоятельного народа» (там же).

Иудеи диаспоры не только писали и говорили по-гречески, они научились выражать основы своей веры языком эллинистической культуры. Интересно, как сами современники, и в первую очередь жители Иудеи (где, впрочем, в определенных кругах также увлекались эллинизмом), воспринимали подобную адаптацию религиозной традиции, но сегодня так называемая греко-еврейская литература нередко поражает нас своим синкретизмом и эксцентричностью: здесь и античный театр на библейский сюжет, продвигаемый неким Иезекиилем, еврейским трагиком из Александрии (выходцем из Кирены); здесь и еврейский историк и экзегет Артапан, отождествляющий Моисея то с Мусеем, то с Гермесом; здесь и Филон Александрийский, который цитирует равно и Тору, и греческих классиков; здесь и оракулы Сивиллы, которая, называя себя невесткой Ноя (Оракулы Сивиллы, 3, 827), предрекает гекзаметром события еврейской истории и возвещает о евреях, что «только им даровал разуменье благое Всевышний, веру и лучшие чувства людские вложил Он в их души» (там же, 3, 385–386).

Именно эта форма «открытого» иудаизма оказалась наиболее привлекательной для многих ищущих религиозного обновления язычников. По свидетельству Филона Александрийского, «красота и достоинство закона Моисеева почитаются не только среди евреев, но также среди всех остальных на-родов» (О жизни Моисея, II, V, 25). Контакты с еврей-скими общинами способствовали распространению иудейских обычаев. Иосиф Флавий упоминает о соблюдении неевреями «пищевых ограничений», о «воздержании от работы в седьмой день», о специальной «трапезе и зажигании свечей в субботу» (Против Апиона, 2, 39). И здесь же он не без пафоса заключает, что еврейские «законы вызывали во всем остальном человечестве все больше и больше сочувствия к себе».