Петр Малков - Возлюбивший Христа. Святоотеческие толкования на книгу Иова

Однако (и это нельзя не признать) начиная с изложения речей праведника в третьей главе – чем дальше, тем больше, – из уст Иова льются уже совсем иные речи: прямые упреки в адрес Бога в Его равнодушии, презрении к человеку, вражде и жестокости. Это касается и лично судьбы Иова и судьбы всего человеческого рода. Вне контекста книги, вырванные из ее единой и последовательной логики развития сюжета и многообразия ее смыслов, подобные обращения Иова к Богу могут показаться неподготовленному читателю даже кощунственными. Так, например, вместо былого да будет имя Господне благословенно! ( Иов. 1:21) Иов теперь адресует Богу совсем другие слова: Я взываю к Тебе, и Ты не внимаешь мне, – стою, а Ты [только] смотришь на меня. Ты сделался жестоким ко мне, крепкою рукою враждуешь против меня ( Иов. 30:20–21); ... Ты угнетаешь... презираешь дело рук Твоих ( Иов. 10:3); Бог губит и непорочного и виновного. Если этого поражает Он бичом вдруг, то пытке невинных посмевается ( Иов. 9:22–23). Иов говорит, что Бог сделал теперь его, Иова, Своим противником: Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость? ( Иов. 7:20). Иов, настаивая на собственной личной безгрешности, даже вызывает Бога на суд, на состязание, чтобы доказать Ему собственную праведность: Но я к Вседержителю хотел бы говорить и желал бы состязаться с Богом ( Иов. 13:3).

Друзья Иова, напротив, произносят слова, как кажется, преисполненные богопочитания и благочестия. Они отстаивают неизменно и реально существующий в мире принцип Божественной справедливости и воздаяния как за праведную жизнь, так и за грех. Неужели Бог извращает суд, и Вседержитель превращает правду? ( Иов. 8:3) – возмущается в ответ на речи Иова Вилдад, утверждая непреложность Божественной истины и правосудия. Елифаз призывает Иова сблизиться с Богом, обратиться к Нему с искренней молитвой: Сблизься же с Ним – и будешь спокоен; чрез это придет к тебе добро <...> Помолишься Ему, и Он услышит тебя... ( Иов. 22, 21, 27).

В конце концов ход движущегося как бы по кругу диалога Иова и его друзей, а также речей присоединяющегося к ним и обличающего Иова за его нечестие и хульные слова в адрес Бога пятого спорщика – юного Елиуя – подводит читателя к мигу явления Самого Господа. Обращающийся к Иову из бури Создатель ясно свидетельствует перед ним о совершенном невежестве страдальца в делах Божественного Промысла о мире и о человеке.

Наконец, в ответ на слова Творца Иов, как бы отступаясь от всех своих прежних произнесенных в адрес Бога исполненных возмущения слов, восклицает: я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле ( Иов. 42:6).

Так, значит, Иов был все же прежде не прав и теперь справедливо кается за произнесенные им перед Лицом Божиим дерзновенные речи? Подобный вывод можно было бы очень легко сделать из грозных обличительных слов Бога и последующего за ними раскаяния Иова, если бы не одно «но»: если бы не то, что произошло после. Здесь происходит уже нечто совсем парадоксальное: сразу же после раскаяния Иова Бог обращает Свой гнев отнюдь не к Иову; а, наоборот, к его друзьям, которые, как оказывается, до этого момента говорили о Боге не так верно, как страждущий праведник, не побоявшийся высказать свои обвинения Самому Творцу (ср.: Иов. 42:7). Но ведь именно они, друзья, совсем недавно так возвышенно и убедительно говорили о Божественной справедливости, Его готовности услышать обращенную к Нему молитву всякого кающегося, выступали ревностными защитниками всесовершенного и всеблагого Бога – Того, против Которого посмел возроптать Иов. И, как теперь оказывается, они были не правы. И именно из-за этой их вполне искренней попытки «оправдания» Бога они почему-то даже нуждаются в умилостивительной жертве...

И вот здесь-то читатель вправе подумать: так, может быть, именно Иов был здесь прав в отношении Бога, Которого он обвинил в равнодушии и даже жестокости? И, может быть, Бог прямо сознаётся во всем этом – через признание истинности сказанного Иовом? Ведь сказал же Он Елифазу, Вилдаду и Софару: вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов ( Иов. 42:7).

Разумеется, такой вывод из библейского текста сделать нельзя; да на него у нас попросту и нет никакого права: ведь христиане верят в то, что их Бог есть любовь ( 1Ин. 4:8), а отнюдь не «жестокость» или «равнодушие»...

Как мы видим, вопрос о смысле книги Иова стоит перед ее вдумчивыми экзегетами весьма и весьма остро.

Так, например, в иудейской традиции личность Иова зачастую оценивается противоречиво. В его образе иудейские толкователи видят то великого праведника, то грешника и даже врага Божьего. Так, по мнению ряда еврейских экзегетов, Иов был во времена Моисея одним из советников фараона. Он якобы знал о намерении правителя Египта уничтожить Израиль, но сокрыл это от иудеев, об этом промолчал. За это преступление против собственного народа он якобы и был наказан Богом своими последующими страданиями 9. Можно думать, что подобная интерпретация образа Иова во многом стала следствием именно того, что иудейских читателей заметно смущали библейские речения Иова, в которых присутствовали обращенные к Богу упреки в несправедливости и жестокости. Так, слова Иова: Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков! Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость? ( Иов. 7:20) – по мнению некоторых представителей иудейского раввината, в библейском тексте вообще должны быть изменены и исправлены 10.