Архиепископ Аверкий Таушев - Православная Церковь и ее отношение к католичеству и экуменизму

(Письмо г. Роберту Гардинеру, секретарю комиссии для устройства мировой конференции христианства)

С большим удовольствием получил я присланные Вами брошюры: по ним я мог ознакомиться с тем отрадным движением среди христиан Америки, которое имеет целью сделать, что окажется возможным, для взаимного сближения людей, призывающих во всем мире святое имя Господа Иисуса Христа. Я не мог не заметить того духа любви и смирения, которым проникнуты все издания Вашей комиссии, и этот дух не мог не убедить меня в том, что все Ваше намерение истекает из чистого и искреннего сердца. Меня поражает и та ревность, с которой Вы распространяете свою идею всемирной конференции христиан. Я вижу у себя Ваши брошюры, напечатанные в трех частях света – в Европе, Америке и Африке.

Я имел удовольствие получить и Ваши любезные письма, в одном из которых (от 13/26 сентября 1916 г.) Вы выражаете надежду, что я не только прочту присланные Вами брошюры, но и сообщу Вам свои замечания.

С радостью готов беседовать с Вами по столь дорогому для меня вопросу, как вопрос о Церкви. И как может быть иначе? Кто из сознательных христиан не скорбит душой, когда видит вражду и разделение среди тех людей, которых должна объединить их вера, среди которых должны бы царствовать мир, оставленный и дарованный Христом Его ученикам, и любовь, излитая в сердца христиан Духом Святым! За века разделения столько было уже сказано вражды и обличения друг другу, что пора говорить нам в духе любви и благожелательности. Я вполне готов повторить слова Вашего письма: “Дух любви должен восторжествовать над духом ненависти; дух смирения - над духом мятежа и гордыни”.

В продолжение 1915 и 1916 годов я с захватывающим интересом следил по журналу “Вера и Разум” за Вашей перепиской с просвещеннейшим иерархом Русской Церкви архиепископом Харьковским Антонием. Эта переписка представляется мне самым значительным явлением в русском богословии последних двух лет. Дух ревности о Божественной истине в этой переписке дивно сочетается с откровенностью и с духом любви и благожелательности. Архиепископ Антоний с полной откровенностью и решительностью делал Вам свои возражения; но я рад был в присланной Вами брошюре на новогреческом языке прочитать Ваше замечание, что эти возражения, по Вашему впечатлению, не были возражениями врага, желающего увековечить разномыслие между братьями. В Вашем письме от 1/14 ноября 1916 г. я также читал о Вашей любви к тем исследованиям, которые в духе смирения открывают новые аспекты Божественной истины или исторгают плевелы, растущие среди доброй пшеницы.

Все это убеждает меня в том, что я могу писать Вам с полной откровенностью, не скрывая иногда своего полного несогласия с Вами, не обходя молчанием некоторых сомнительных положений.

Я сделаю предварительно одно небольшое замечание. В своей статье, напечатанной в “Revue Internationale ecclesiastique”, оттиск которого я имею от Вас, Вы говорите о трактатах архиепископа Антония: “Они отмечаются точкой зрения более строгого Православия (de la plus stricte orthodoxie), но они имеют значение для определения доктринальной позиции ультраконсервативных элементов Православной Русской Церкви, другими словами - иерархии”.

Прежде всего, архиепископа Антония я никак не могу признать представителем ультраконсервативных элементов нашей Церкви. Мы давно привыкли смотреть на него как на передового борца за обновление нашего школьного богословия, за освобождение его от мертвящих пут схоластики, наложенных на него несчастными историческими условиями, в которых жила наша Церковь в XVII и особенно в XVIII веке. Ультраконсерваторами в нашем богословии можно назвать только лишь тех, кто слепо держится за принесенное к нам с Запада схоластическое богословие как за единственно возможное и исключительно истинное. Могу Вас уверить, что среди таких ультраконсерваторов Вы нашли бы больше единомышленников по вопросам, затронутым в Вашей переписке с архиепископом Антонием. Вас с ними объединяли бы некоторые схоластические положения, оставленные в новом русском богословии, не признающем схоластических авторитетов. Не могу я также считать взглядов архиепископа Антония характерными лишь для нашей иерархии. Не принадлежа к иерархам, я вполне разделяю его взгляды и знаю единомысленных мирян, высказывавших свои взгляды и печатно. Кроме того, я никак не могу понять Ваших слов о более строгом Православии. Я полагаю, что в вопросах веры возможно только одно строгое Православие; здесь может быть лишь истина или заблуждение, но не может быть более или менее строгой истины. Притом же архиепископ Антоний в своих письмах-брошюрах усиленно подчеркивал, что он не свои личные убеждения высказывает, а лишь излагает учение Церкви так же, как его излагал бы беспристрастный ученый магометанин или еврей.