Андрей Кураев - «Гарри Поттер» в Церкви - между анафемой и улыбкой

«Теперь о язычестве. Вспомним апостольское определение — „поклонение твари, а не Творцу“ — и все станет на свои места. В книгах о Гарри Поттере нет „поклонения твари“. Там вообще нет поклонения, если там и присутствует Бог — то в виде фигуры умолчания. В этом плане можно сказать, что Роулинг пошла по пути Толкиена: в его книге Промысл Божий тоже не выпирает, отчего и звучат многочисленные обвинения в „неоязычестве“. Обвинители не останавливаются ни на минутку, чтобы чуть-чуть шевельнуть мозгами и вспомнить: основной критерий язычества — поклонение богам, а не Богу, чего ни у Роулинг, ни у Толкиена в помине нет. Конечно, христианского послания, сознательно заложенного в текст, у Роулинг нет тоже. В отличие от Льюиса, она не писала апологетической сказки; в отличие от Толкиена она не настолько христианка, чтобы религия пронизала ее сказку исподволь. Она писала просто сказку. А поскольку мир, нашедший отражение в ее сказке, предельно секуляризован, то и мир Роулинг секуляризован тоже. Этого нельзя не замечать, и апологеты Роулинг, я считаю, не должны это замалчивать. В этом плане основное достоинство „Гарри Поттера“ — то, что этот мир отражен верно. „Я — ваше зеркало“, как говорил Уленшпигель. Малфои и Дурслеи — как раз и есть настоящие современные язычники, поклоняющиеся успеху и достатку. Они бывают смешны, но главным образом отвратительны. Вольдеморт и его сторонники — безусловные сатанисты. Пусть сатана не называется своим именем, он, как и Бог, фигура умолчания — но modus operandi Вольдеморта в точности совпадает с образом действий Врага. Современные стоики, противостоящие ему — Дамблдор, Гарри, Хагрид, МакГоннагалл и Люпин — выглядят несколько потерянными и обреченными. „Если мы будем делать все, что сможем — Лорд Вольдеморт никогда не победит“ — вот их программа-максимум. Как секулярный стоик, Джоан Роулинг достаточно честна и умна, чтобы понимать: на окончательную победу над злом — без Бога — рассчитывать нечего. И это тоже урок, который должен извлечь для себя христианин. Не нужно прятать от детей книгу о Гарри Поттере. Нужно просто не забывать перечитывать с ними Евангелие» [58].

Сказка, которая честно говорит о себе, что она — сказка, и должна быть судима по законам своего жанра. Вот когда Блаватская и Рерихи говорят, что богиня Изида принесла пшеницу землянам с Венеры и на полном серьезе уверяют, что этот факт подтверждается исследованиями ботаников (которые, мол, не нашли на земле предков пшеничных злаков) [59]— вот тут действительно налицо хулиганское смешение мифа и науки. И поделом madame Blavatsky (Е. П. Блаватская) представлена в книжке о Гарри Поттере как «Кассандра Ваблатски» [60].

Это закон религиоведения: миф умирает в сказке; сказка — это надгробный камень на могиле мифа. То, что когда-то было серьезно (жизненно, смертельно серьезно), становится сначала формальным, затем непонятным, потом странным, потом смешным, потом фантастическим и, наконец, сказочным. Человечество расстается с прошлым смеясь или рассказывая о нем сказки.

Так «баба Яга» когда-то была богиней, отвечающей за переход от жизни к смерти (и к новой жизни). В эпоху мегалита были распространены изображения «совиноглазой богини», которая спустя тысячелетия стала «бабой Ягой» сказок: «Круглый, часто напоминающий колесо с втулкой и спицами, глаз богини и связь с ней больших хищных птиц обусловлены плотоядением — саркофагией. Кельты по сей день именуют это существо Old Hag (Олд Хег) от древнекельтского „енгу“, созвучного с самоедским „Нга“. Так поныне называют богиню смерти зауральские угры. От этого же корня происходит и наша баба-Яга. Ее обязательный длинный отвисший нос, который „в притолоку врос“ — ничто иное, как воспоминание о клюве хищной птицы; ее склонность поедать „добрых молодцев“ и „красных девиц“, случайно оказавшихся в избушке на курьих ножках, — это саркофагия Матери-Земли, принимающей в себя умерших в превратившейся в избушку могиле, и, наконец, сова или филин, сидящий на плече Яги или на коньке крыши ее избушки — это священная птица „совиноглазой“ мегалитической богини» [61].

Когда-то это было божество, отвечающее за переход от жизни к смерти (типа Харона греческой мифологии) и за т.н. «обряды перехода» (испытания, инициации, совершаемые над юношами и девушками при их переходе во взрослое состояние) [62]. Но теперь миф обмелел. И стал просто сказкой.

Существо, прописанное в сказке — это существо, исключенное из реальной жизни и из реального культа. Ему не молятся и не приносят жертв (вновь вспомним, что в мирах Толкиена и Роулинг отсутствуют храмы и жертвы, приносимые пусть даже самым высоким персонажам; в «Сильмариллионе» Толкиена нуменорцы под воздействием Саурона пробуют ввести культ — и в итоге их город гибнет).