Владимир Лосский - Догматическое богословие

Применительно к Троице этот отказ от противопоставления, а следовательно, и от двойственности, в более широком аспекте есть отказ от числа, или, вернее, превосхождение числа: "Бог есть равно Монада и Триада", — говорит святой Максим Исповедник. Он — и едино-троичен и три-един, с двояким равенством, где 1=3 и 3=1. Святой Василий Великий в своем труде о Духе Святом останавливается на этом "мета-математическом" аспекте: "Действительно, мы не считаем путем сложения, чтобы от единства придти к множественности, ибо мы не говорим: один, два и три, или первый, второй, третий.

"Я Бог первый, Я и последний"

(Ис. 44, 6). Однако о Боге втором мы до сего дня еще ничего не слыхали, потому что, поклоняясь "Богу Богов", мы исповедуем различие Ипостасей, сохраняя единоначалие".

Превосхождение монады: Отец есть всецелый дар Своего Божества Сыну и Духу; если бы Он был только монадой, если бы Он отождествлялся со Своей сущностью, а не отдавал ее, Он не был бы вполне личностью. Вот почему Бог Ветхого Завета — не Отец: личный, но сокрытый в Самом Себе, Он тем более страшен, что может вступать в сношения только с существами ино-природными; отсюда и Его "тиранический" облик: между ним и человеком нет взаимности. Именно поэтому святой Кирилл Александрийский считал, что имя "Отец" выше имени "Бог ". Если Бог таков лишь для тех, кто не боги, то Отец есть Бог для Сына, Который ни в чем не ниже Его: в раскрытии библейской монады имя "Отец" открывается как внутреннее имя Бога.

При раскрытии монады личностная полнота Бога не может остановиться на диаде, ибо "два" предполагает взаимное противопоставление и ограничение; "два" разделило бы Божественную природу и внесло бы в бесконечность корень неопределенности. Это была бы первая поляризация творения, которое оказалось бы, как в гностических системах, простым проявлением. Таким образом, Божественная реальность в двух Лицах немыслима. Превосхождение "двух", то есть числа, совершается в "трех"; это не возвращение к первоначальному, но совершенное раскрытие личного бытия. Действительно, "три" здесь — не итог сложения; три абсолютно различные реальности не могут быть исчислены; три Абсолюта не подлежат сложению; "три", пребывающее за пределами всякого исчисления, за пределами всякого противопоставления, устанавливает абсолютную различность. Трансцендируя число, оно не начинает и не замыкает ряда, но раскрывает за пределами "двух" бесконечность: не непроницаемость пребывания в себе, не самопоглощение в возврате в Единое, а открытую беспредельность живого Бога, неистощимый преизбыток Божественной жизни. "Монада приходит в движение в силу Своего богатства; диада преодолена, ибо Божество превыше и материи и формы: триада замыкается в совершенстве, потому что она первая превзошла состав диады". Тайна, о которой говорит здесь терминами Плотина святой Григорий Богослов, раскрывает перед нами за пределами всякой логики и всякой метафизики иную сферу бытия. Здесь вера питает мысль и возносит ее над ее границами к тому созерцанию, цель которого есть участие в Божественной жизни Пресвятой Троицы.

Христианское богословие не знает абстрактного божества: нельзя мыслить Бога вне трех Лиц. "Усия" и "ипостась" почти синонимы, как бы для того, чтобы сокрушить наш рассудок, не дать ему объективировать Божественную сущность вне Лиц и их "вечного движения в Любви" (святой Максим Исповедник). Этот Бог конкретен, ибо единое Божество одновременно обще трем Ипостасям и присуще каждой из них: Отцу — как Источнику, Сыну — как Рожденному, Духу — как от Отца Исходящему.

Термин "единоначалие" (монархия) Отца был обычным в великом богословии IV века; он означает, что самый Источник Божества — личен. Отец есть Божество, по именно потому, что Он — Отец, Он сообщает свое Божество во всей его полноте двум другим Лицам; Они берут свое начало от Отца, μονη αρχη как от Единого Начала — откуда термин "монархия". "Божество-Источник", — говорит об Отце Дионисий Ареопагит. Именно от Него "изливается", в Нем "коренится" тождественное и нераздельное, но различно сообщаемое Божество Сына и Духа. Итак, понятие "единоначалие" одним словом обозначает в Боге единство и различие, исходящее от Единого Личного Начала . Святой Григорий Богослов, величайший богослов Пресвятой Троицы, мог говорить об этой тайне только в форме поэтической, потому что только поэзия способна в словах явить потустороннее. "Они не разделены в воле, — пишет он, — они не разделены в могуществе" и ни в каких других свойствах. "И скажем все до конца: Божество нераздельное в Разделяющих". "В трех солнцах, проникающих одно в другое, свет был бы един", потому что Слово и Дух суть два луча одного и того же Солнца, или "вернее, они два новых Солнца".