Матвей Барсов - СБОРНИК СТАТЕЙ ПО ИСТОЛКОВАТЕЛЬНОМУ И НАЗИДАТЕЛЬНОМУ ЧТЕНИЮ ДЕЯНИЙ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ

Сюда-то прибыл апостол Павел и возмущался духом при виде этого города, полного идолов и капищ. Начиная всюду свою проповедь с родичей своих — иудеев, апостол и в Афинах начал с посещения синагоги и с рассуждений с иудеями и иудейскими прозелитами, чтущими единого Бога. А затем выступил и на афинские площади, ежедневно рассуждая с встречающимися людьми.. В Афинах искони вся общественная жизнь кипела на площадях: там философы учили, там Сократ предавал посмеянию пресловутых софистов, там ораторы произносили речи, судьи судили; народ, слушая своих правителей и судей, произносил там же свои верховные Решения по общественным делам и приговоры смерти или остракизма. Сюда-то выступил с проповедью и апостол Христов. За разными встречными заметили этого чужестранного и странного учителя и философы, стоики и эпикурейцы, и удостоили, конечно, не поучиться у него, а только поспорить с ним. Видя, что этот новоявленный учитель осмеливается даже спорить с философами, одни говорили: что хочет сказать этот суеслов? Кто же мог, по мнению афинян, сказать что-либо более умное, чем философы, эпикурейцы и стоики? Поэтому всякий, кто осмеливался оспаривать философов, должен быть не кто иной, как суеслов. А другие, поверхностно вслушиваясь в его речи, пренебрежительно замечали, что он, кажется, проповедует о чужих каких-то божествах: потому что Павел благовествовал им Иисуса и воскресение мертвых.

И вот, взяв Павла, повели в ареопаг. Ареопаг — это было высшее собрание именитейших афинян. В старые годы, когда афинская республика была независимой, ареопаг был высшее судилище, в котором заседали самые именитые и мудрые из афинян, изрекая приговоры о важнейших общественных делах. Теперь же, когда всякая политическая власть у афинян была отнята, ареопаг оставался старой почтенной формой, из которой действительная сила отлетела, — старинным почтенным собранием обессиленных величий, которые занимались всего больше разговорами о новостях дня. Должно быть, более именитые из афинян, которым проталкиваться сквозь толпу к Павлу на площадях было неуместно, приведя его в главное место своего собрания, — в ареопаг, говорят: можем ли мы знать, что это за новое учение, которое ты проповедуешь? Ибо что-то странное ты влагаешь в уши наши. Посему желательно знать, что это такое? Вопрос свой предлагают они несерьезно, — не в том серьезном смысле, что они хотели бы вникнуть в новое учение Павлово, взвесить его основательность и покориться истине. Причина их вопроса была даже не любознательность, а только самое обыденное любопытство — выслушать новость. Ибо афиняне все и живущие у них иностранцы, — замечает священный Дееписатель, — ничем иным не занимались, как только тем, чтобы сказать или выслушать что-либо новое.

И став Павел среди ареопага, в лице которого председала здесь вся препрославленная мудрость древнего языческого мира, сказал… Все, что вышло из уст и из-под пера великого апостола, носит на себе печать не только богопросвещенного, но, кроме того, печать и образованного и глубокомысленнейшего ума. А речь, произнесенная в афинском ареопаге, была цветом на величавом древе мысли и слова самого апостола. Эта речь во всех отношениях и как произведение мудрости богопросвещенной и естественной, и как плод ораторского искусства, есть нечто высочайшее. Христос Спаситель говорил апостолам, что когда поведут вас к царям и владыкам и на соборища их, ваших врагов, вы не пецытеся, како или что отвещавасте или что возглаголете: даст бо вся вам в той час, что возглаголете. Не вы бо будете глаголющие, но Дух Отца вашего глаголит в вас (Матф. 10, 19-20). Без сомнения, когда апостола Павла вели в ареопаг, он не готовил свою речь: она вдохнута была ему Духом Божиим. Тем не менее, или, вернее — по этому самому она вылилась из души апостола как раз в таком виде, в каком могла быть наиболее уместной именно в собрании афинских мудрецов. Она представляет в себе речь наиболее художественную, как по глубочайшему, философско-христианскому содержанию, так и по образцовой ораторской форме. И трудно передать ее со всеми ораторскими оттенками, с какими вылилась она на языке древних афинян, на эллинском языке. Святой апостол начинает ораторским приемом, располагая своих слушателей к благосклонности, почему и говорит им сперва мягкие слова, но с тем, чтобы сряду же высказать им и горькую правду.

Павел начинает: «Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя по граду вашему и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: неведомому Богу»…