Руфин - Жизнь пустынных отцов

Вот так-то, да и еще хуже - они издевались над ним, а он лежал неподвижно: точно не слышал ничего, и хоть бы одно слово - в ответ им... Злые духи снова и снова повторяли то же самое, все усиливая свои соблазны. Инок был непоколебим. Демоны пришли в ярость, увидев полное пренебрежение... Всей толпой бросившись на инока, они подвергли его страшным побоям и, избив чуть не до смерти, исчезли. Страшно измученный, инок однако не тронулся с места, на котором простерся ради молитвы. На следующий день некоторые из близких ему людей, из расположения к нему, отыскали его. Найдя его избитым до невероятия и расспросив о причине несчастия, стали упрашивать, чтобы он дозволил отнести его домой для поправления. Инок отказался и остался на том же месте. Злые духи и в следующую ночь напали на него, поражая еще страшнее, чем прежде. Инок и тогда не хотел оставить своего места.

- Лучше, говорил он, умереть, чем покориться и уступить демонам.

Настала третья ночь. Ринувшись на него несметной толпой, демоны без всякой пощады истощили над ним свою злобу всевозможными истязаниями. И самое тело его уже изнемогло в мучениях, но дух до конца противостоял насилию. Видя это, злые духи вскричали неистово:

- Победил нас, победил!

Гонимые как бы силою свыше, они стремглав бросились прочь от инока. Не было больше ни соблазнов, ни мучений...

Инок возвысился до такого совершенства духовного и, просветлев душою, исполнился такою силою Божией благодати, что вся область взирала на него, как бы на нисшедшего с неба, и считали его скорее за ангела. Все единогласно говорили о нем:

- Сия измена десницы Вышнего! (Пс. 76,11).

И как много было таких, которые по примеру его, отчаявшись в своем спасении, снова воодушевились упованием, принявшись за исправление себя, о чем прежде и подумать не смели! Как много было таких, которые со дна ада восстали и укрепились в добродетели! После перемены, происшедшей с ним, все уже казалось для них возможным. И не только он просиял своим исправлением и духовным совершенством, но и благодать Божия в изобилии почила на нем. Знамения и чудеса, явленные им, ясно показали, какую милость снискал он у Бога. Так смирение и обращение к Богу приносит все блага, а гордость и отчаяние - причина смерти и погибели.

К избежанию опасности падения, к снисканию Божией благодати и яснейшего познания Самого Божества весьма много способствует безмолвие и пустыня. Не слова, но самое дело и примеры, по моему мнению, всего лучше убеждают в этом.

В нашей, сравнительно более уединенной, пустыне жил один инок. Долгие годы провел он в непрестанном воздержании и близился уже к старости. Все добродетели украшали его на высоте всецелого воздержания. Служил он Богу, воспевая Его немолчно в псалмах и песнопениях. И вот, как заслуженному своему воину, Бог приготовил ему воздаяние: живя еще в теле, он мог подобно ангелам нести служение бесплотных, потому что Господь удостоил его питать в пустыне ежедневно посылаемым с неба хлебом. Ведь стоял он на неусыпной страже, ожидая Царя небесного!

Так благоугодно было Господу даже в этой жизни вознаградить усердный подвиг его и, в неусыпном помышлении Своем, обеспечить его ежедневной пищей. И вот лишь только он чувствовал голод, войдя в пещеру, находил на столе у себя хлеб чудесного вкуса и удивительно чистый. Подкрепившись им, он снова начинал молиться и воспевать славу Божию. Наконец Бог удостоил его особых откровений и дара пророческого. Но, достигши столь великого совершенства, он стал тщеславиться якобы своими заслугами и дар небесной милости считать за должное себе возмездие, - и вот тотчас закралась в его душу какая-то беспечность, сперва едва заметная даже для него самого. Из этого малого зародыша выросло уже большое нерадение: не так ревностно он уже спешил к песнопению, ленивее пробуждался на молитву. И псалмы пел он уже не с прежним усердием, но, лишь немного выполнив из обычного правила, его душа уже спешила к отдыху, как бы утомленная чрезмерным трудом... Чувства его омрачились, с духовной высоты ниспала душа его, и помышления расползлись по горам и пропастям... В глубине его сердца уже зародился пока еще неясный для него самого, но нечистый и преступный помысел, хотя по внешности образ жизни его оставался без изменения, Подобно тому, как течение воды силой прежнего движения увлекает еще лодку, хотя бы весла и перестали работать, так долговременный навык побуждал инока к прежним привычным занятиям. Потому и казалось, что он пребывает еще в прежнем достоинстве. Так - по обычаю после молитвы под вечер он находил пищу на столе - на том месте, где он обыкновенно подкреплял свои силы. Насытившись ею, однако он не заботился об исправлении того, что происходило в его сердце. Вовсе не думая о вреде совершавшейся в нем перемены, даже презирая это, как пустяки, он не предвидел того, что вскоре грозит ему полное падение... И вот запылал в нем страшный пожар похоти и, объятый пламенем гнусной страсти, он рванулся было в мир... Однако на этот раз сдержал себя и, окончив обычное правило молитв и песнопений, вошел в пещеру, чтобы принять пищу. Он, правда нашел у себя на столе хлеб, но уже не прежней чистоты... Подивился этой перемене и опечалился... Понял, что это знамение относится к нему... Однако, взяв пищу, насытился. Чрез три дня внутренняя язва его утроилась: его мыслями и воображением овладел неотвязчивый образ женщины, которая как будто была у него перед глазами и лежала вместе с ним... Ему казалось уже, что он обнимает ее...