Евгений Поселянин - Пустыня. Очерки из жизни древних подвижников

Все течение жизни его было сурово и трудолюбиво. Но это не мешало ему относиться очень снисходительно к другим, особенно относительно телесных подвигов, хотя он считал их весьма полезными. Он хотел, чтобы их принимали на себя с осторожностью, особенно молодые отшельники; и говорил при этом, что если действовать без такой рассудительности и руководиться в назначении подвигов собственным мнением, они подвергаются опасности впасть, в прелесть. Во время одного совещания его с несколькими пустынными старцами был возбужден вопросе добродетели, наиболее способной предохранить пустынника от козней врага и наиболее верным путем довести его до совершенства. Одни говорили, что это — посты и бдение; другие — равнодушие ко всем предметам; третьи — удаление в глубь пустыни; наконец, четвертые утверждали, что это есть милосердие к ближнему. Выслушав всех их, преп. Антоний решил, что эта добродетель есть смиренная тайна своих подвигов.

«Хотя все добродетели, названные вами, — говорил он, — необходимы для тех, кто хочет приблизиться к Богу, однако, так как мы видели падения некоторых людей, обладавших этими добродетелями, то не можем сказать, чтобы в них заключался главный и безошибочный способ достичь цели. Мы часто видели пустынников, одних — строго соблюдавших пост, других — любителей уединения, третьих — подвижников полной нищеты, еще иных — которые всем сердцем предавались делам милосердия; и между тем они подвергались прелести и тяжко падали, потому что не скрывали своих подвигов в добре, которое совершали».

В таком расположении духа он, хотя его аскетические подвиги и были очень велики, без зависти и без труда уступал в этих подвигах тем, которые подвижничали больше его. Главной его заботой было возрасти в любви к Богу. И в этом он стал настолько совершенным, что ему приписывают такое дивное слово: «Я больше не боюсь Бога, но я Его люблю». Он говорил эти слова не из ложного хвастовства, но в восторге любви и в бесхитростном порыве той горячей нежности к Богу, которой была объята его душа.

Он дал блистательные доказательства этой любви, когда император Максимин возобновил гонение на церковь. Желание выразить свою любовь к Христу повлекло преподобного в Александрию или для того, чтобы принять там мучение, или, по крайней мере, чтобы помочь исповедникам мужественно стоять за Христа. Он побуждал также других отшельников к тому же поступку и говорил им: «Пойдем на эту славную битву наших братьев, чтобы вынести ее вместе с ними, или, если нам не выпадет такого счастья, то чтобы быть зрителями их мужества». Несколько иноков присоединились к нему, и так как он не мог сам предать себя мучениям, то служил христианам, приговоренным к работам в шахтах или содержимым в тюрьмах, и следовал за ними, когда их вели к допросу, с неослабевающим рвением убеждая их стойко выносить пытки.

Судья, видя, насколько убеждения отшельников утверждали христиан в их вере, запретил им оставаться в городе. Не все исполнили это приказание, большая часть спряталась. Но Антоний на следующий день встал на возвышенное место, чтобы гонитель при своем проходе мог лучше заметить его.

Хотя тот и увидал Антония, однако Бог не попустил, чтобы его захватили, так как хранил его для выполнения Своих планов в уединении пустыни. Антоний продолжал служить мученикам до кончины святителя Петра, патриарха Александрийского, который был последним страдальцем в это гонение. И только тогда вернулся в свой монастырь, чтобы там предаться одному роду мучения, продолжительность которого делала его равным с пытками, которых ему не пришлось принять в Александрии.

С большим еще, чем прежде, рвением Антоний вернулся к своим аскетическим подвигам, возбуждая себя к ним памятью о муках святых, которых он только что был свидетелем. Он снова заключился, решив не выходить более и не принимать никого в месте своего уединения. Но он не мог помешать тому, чтобы к нему не шли со всех сторон. И Бог творил через него чудеса для тех, которые прибегали к помощи его молитв, хотя он и не показывался таким людям и даже не говорил с ними.

Между прочим, один военачальник по имени Мартиниан, дочь которого была мучима дьяволом, пришел к нему и долго стучал у его дверей, заклиная его испросить у Бога ее избавление. Антоний не открыл ему и лишь сказал:

— Зачем приходишь ты нарушать мой покой? Я такой же человек, как и ты. Если имеешь веру, проси Бога, и Он даст тебе, что ты хочешь.

Мартиниан последовал его совету и, вернувшись домой, нашел дочь исцеленной.