Александр Мень: Истоки религии

x x x

Подъем ощущается, естественно, и в самой церковной жизни. Ни одно из минувших четырех столетий не знало столь популярного папы, каким был Иоанн XXIII. Созванный им Второй Ватиканский Собор открыл новые перспективы в диалоге между Церковью и миром, проложил новые пути в богословии, экуменизме, апостолате, богослужении и понимании Библии\18\. То, что Собор вызвал волну дискуссий и кризисов, которые по своему накалу напоминают о временах ранних Соборов, лишь доказывает силу и жизненность христианства. Смелая и свободная критика религиозных институтов со стороны самих верующих и теологов есть также признак полнокровной жизни Церкви.

Новых путей ищет и протестантизм. Огромный успех евангелического проповедника Билли Грема показал, как сильно в людях стремление к Слову Божиему. Протестантская инициатива, приведшая к созданию Всемирного Совета Церквей, говорит о такой жажде общехристианского единства, какой еще не знала история. И замечательно, что экуменизм зародился и живет именно тогда, когда в мире усилилась расовая нетерпимость и шовинизм.

Поразительной оказалась жизнеспособность Православной Церкви, которая за последние десятилетия выдержала в России ни с чем не сравнимые внешние и внутренние испытания. Правда, английский теолог Дж. Робинсон в своей нашумевшей книге пытается умалить значение этого факта, связывая его с так называемой "вторичной религиозностью", то есть усилением веры в исторически угасающих обществах\19\. Однако причислять Россию к такого рода обществам значит плохо понимать динамику современного мира.

В США, этом классическом образце "общества потребления", где погоня за комфортом уже стала угрозой для духовных ценностей, неожиданно возникло широкое движение обратившейся к Евангелию молодежи, движение, получившее название "Иисусовой революции". В Европе христианская община Тэзе привлекает к себе сотни тысяч молодых людей из разных стран, членов различных церквей\20\. В Африке и Азии множится число новых течений и проповедников.

О многом свидетельствует и судьба Библии в современном мире. Не только астрономические цифры ее тиражей, комментированные и иллюстрированные издания, не только популярность библейских тем в музыке, на экране и на телевидении говорят о ее неумирающей притягательности, об этом говорят сотни новых исследований и книг, появившихся в результате небывалого прежде расцвета библейской науки.

В XX веке впервые возникает серьезный диалог как между церквами, так и между религиями, между верующими и неверующими. Даже коммунисты вынуждены активно включаться в этот диалог\21\. Одновременно в ряде стран, например в Латинской Америке, епископат и духовенство становятся в ряды борцов за свободу и социальные преобразования\22\.

Если прежде коммунисты говорили о религии как о своем непримиримом враге, то теперь многие из них вынуждены изменить отношение к ней. Член ЦК чилийской компартии О. Мильяс, говоря о социальной борьбе христиан, подчеркивает, что они "видят смысл своей религиозности в горячей любви к ближнему, в безоговорочной вере в человека. Католикам такого рода их верования нисколько не мешают быть революционерами, но, напротив, помогают им в их борьбе". Учитывая именно это, Фидель Кастро писал, что его революция "никогда и ни в какой форме не была антирелигиозной".

Подобные же голоса раздаются и в Европе. Так, Жорж Марше открыто утверждает, что "у христиан есть основания, чтобы участвовать в движении за демократические перемены и содействовать построению более свободного общества"\23\. Это уже очень далеко от третирования религии как "опиума".

Нередко приходится слышать, что религия существует до сих пор лишь потому, что "приспосабливается" к нуждам и запросам любой эпохи. Но, признавая это, атеизм невольно свидетельствует в пользу религии. Ведь хорошо известно, что именно свойство приспособляемости означает жизнеспособность организма.

Говорят также, что обращение к религии есть "дань моде". Быть может, в отношении многих поверхностных умов это и справедливо. Но "мода" далеко не всегда играет только отрицательную роль. Разве не она помогла огромному числу людей понять и оценить иконопись и древнюю церковную архитектуру? И вообще, не примечательно ли, что "мода" возникла именно на то, что старались уничтожить так долго и упорно? А ведь мода часто есть не что иное, как упрощенное отражение глубинных процессов, протекающих в недрах общественного сознания.