протоиерей Иоанн Толмачев - 3.Недели по Троице 1-17

В виду того, что Христос постоянно пребывал в Капернауме, личность Его уже достаточно была известна там, тем более, что Свое пребывание в городе Он постоянно ознаменовывал то возвышенным учением в синагоге, то чудесами. Тут именно несколько раньше состоялось исцеление сына одного царедворца (Иоан. 4:46–54 [289] Итак Иисус опять пришел в Кану Галилейскую, где претворил воду в вино. В Капернауме был некоторый царедворец, у которого сын был болен. Он, услышав, что Иисус пришел из Иудеи в Галилею, пришел к Нему и просил Его придти и исцелить сына его, который был при смерти. Иисус сказал ему: вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес. Царедворец говорит Ему: Господи! приди, пока не умер сын мой. Иисус говорит ему: пойди, сын твой здоров. Он поверил слову, которое сказал ему Иисус, и пошел. На дороге встретили его слуги его и сказали: сын твой здоров. Он спросил у них: в котором часу стало ему легче? Ему сказали: вчера в седьмом часу горячка оставила его. Из этого отец узнал, что это был тот час, в который Иисус сказал ему: сын твой здоров, и уверовал сам и весь дом его. Это второе чудо сотворил Иисус, возвратившись из Иудеи в Галилею. ), а затем и массовое исцеление множества больных всякого рода. Подобные необычайные дела назаретского Учителя конечно должны были обратить на себя внимание и римского сотника, на обязанности которого было следить за всеми выдающимися движениями и явлениями во вверенном его надзору городе и округе. Так как за Христом постоянно ходили массы народа, часто восторженно приветствовавшего Его в качестве Сына Давидова, то римский сотник мог бы усмотреть в этом зачаток опасного политического движения.

Кроме того, римляне вообще, как известно, да крайности не любили иудеев, так что смотрели на них как на самый суеверный и темный народ, способный лишь на всякие выходки неразумного фанатизма. Их религия, обряды и закон были предметом постоянных издевательств со стороны римских сатириков, и это воззрение разделял даже знаменитый Сенека, который назвал иудеев самым злобным и проклятым народом. Πро них ходили у римлян самые чудовищние росказни, вроде того, что они поклоняются ослиной голове и составляют потомков прокаженного племени, изгнанного некогда из Египта. Неудивительно было бы, если бы и сотник римского отряда, расположенного в Капернауме, смотрел на иудеев такими же глазами. Но он был человек совершенно иного настроения.

Оказавшись по долгу службы в стране иудейского народа, он, присмотревшись к его религии и жизни, убедился, что римские росказни про этот народ составляют в огромной своей части плод досужего или враждебного вымысла, коренившегося и пышно разросшегося на почве национального религиозного предубеждения, и напротив понял, что если где искренняя и добрая душа может находить себе удовлетворение, то только именно в этой религии, носившей на себе несомненную печать божественной возвышенности и сверхчеловеческого происхождения. Он был, очевидно, одной из тех многочисленных в то время личностей, которые, убедившись в полной несостоятельности язычества, доживавшего свои последние дни, и не имея склонности искать удовлетворения своему тоскующему сердцу в излишествах чувственной жизни, искали себе духовного удовлетворения в возвышенных проявлениях божества в религиях далекого востока.

Близкое соприкосновение с иудеями окончательно убедило его, что если какая из восточных религий заключает в себе истину, то именно только иудейская, и под влиянием этого убеждения он по всей вероятности принял эту религию, т. е. сделался одним из "пришельцев." Как неофит, он относился к иудейской религии с пылом первой привязанности, не только приносил требуемые законом жертвы, но и даже на собственный счет построил в Капернауме превосходную синагогу, колонны и пилястры которой исследователи предполагают видеть в богатых развалинах теперешнего Телл-Хума, и вообще полюбил иудейский народ. При таком настроении понятно, что благочестивый сотник не был уже представителем того хищного римского орла, который лишь расхищал народное достояние, грабил и разорял, за что и был предметом всеобщей ненависти и проклятия, но был добросовестным хранителем общественного порядка и покровителем города. За такую доброту души он и удостоился величайшей милости от Христа — в виде особого благодеяния ему, а также и великой похвалы от божественного Сердцеведца.

Kо времени возвращения Христа в Капернаум у этого римского сотника тяжело заболел один любимый слуга или раб. Уже то, отмеченное Святым Евангелистом Лукой обстоятельство, что сотник дорожил этим слугой, обнаруживает в нем доброе сердце, которое не только не огрубело под влиянием обычной военной суровой дисциплины и грубых испытаний боевой жизни, обыкновенно приучающей легко смотреть на значение человеческой жизни вообще, но и победило известное бесчеловечие римского закона по отношению к рабам. В глазах римского закона раб не считался человеческой личностью, а был, так сказать, одушевленным орудием, [290] Instrumеnti gеnus vосаlе, по выражению Варропа (Dе Rе Rustiса I, 17) или Sеrvus vеl аnimаl аliud, по Ульпиану (Dig. VI, I, 15, § 3). которое держалось до тех пор, пока оно было пригодно для своей цели и бессердечно забрасывалось, когда переставало быть полезным. И масса римских господ отнюдь не стояла выше этого юридического бессердечия, так что история сохранила на своих страницах примеры вопиющего бесчеловечия, показывающего, до какой жестокости может доходить человек, когда он не встречает должного ограничения своему самовластию в отношении к подобным, но подчиненным ему существам.