Кентерберийский Ансельм: Об истине

Ученик.Убедил ты меня своим ответом, и не хочу тебя дольше задерживать на этом вопросе о чувствах.

Учитель.Теперь погляди, следует ли, помимо высшей истины, мыслить истину еще в какой-либо вещи сверх уже рассмотренных.

Ученик.Что же это может быть?

Учитель.Думаешь ли ты, что существует когда-нибудь или где-нибудь то, чего не существует в высшей истине и что не получило от нее то, что оно есть, поскольку оно есть; или что нечто могло бы быть другим, чем то, что оно есть в ней? [26] 26… что нечто могло бы быть другим, чем то, что оно есть в ней? — Хопкинс: «Показав, что истина есть в предложениях, мыслях, воле, действиях и чувствах, Ансельм утверждает, что она есть в природе (сущности) всех вещей…» В гл. IV «Монологиона» (17; 1, далее) он отождествляет «сущность» и «природу» («essentia» и «natura»). (Хопкинс, Ричардсон, 1967, с. 23).

Ученик.Нет.

Учитель.Итак, все существующее есть нечто истинное постольку, поскольку оно есть то, что оно есть в ней?

Ученик.Безусловно, можешь заключить, что все существующее существует поистине, потому что оно есть не иное, чем то, что в ней.

Учитель.Значит, истина есть в сущности (in essentia) всего существующего, ибо (все существующие вещи) суть то, что они суть в высшей истине.

Ученик.Вижу, что это такая истина, что в ней никакой не может быть лжи, ибо того, что существует ложным образом (falso est), вовсе не существует.

Учитель.Хорошо. Но скажи, разве нечто должно быть чем-то другим, чем то, что оно есть в высшей истине?

Ученик.Нет.

Учитель.Если, значит, все есть то, что оно есть в ней, — без сомнения, все есть то, что должно.

Ученик.Поистине, то, что должно.

Учитель.Но все, что есть то, что должно, есть (существует) правильным образом.

Ученик.Иначе быть не может.

Учитель.Итак, всякое существующее существует правильным образом.

Ученик.Ничего не может быть последовательнее.

Учитель.Если, значит, истина и правильность (rectitudo) в сущности вещей потому, что сами вещи суть то, что они суть в высшей истине, — несомненно, что истина вещей есть правильность.

Ученик.Нет ничего яснее столь последовательного доказательства.

Но согласно истине вещей, как можем мы говорить, что все существующее есть то, что должно, когда есть много дурных дел (opera mala), которые уж, конечно, суть не то, что должно?

Учитель.А разве удивительно, что одна и та же вещь должна быть и не быть (debet esse et non esse)?

Ученик.Как может быть такое?

Учитель.Ты, наверняка, не сомневаешься в том, что ничто вообще не существует иначе как по причине Божьего творения или попущения?

Ученик.Нет для меня ничего более очевидного.

Учитель.Разве ты осмелишься говорить, будто Бог что-то творит или попускает немудро или нехорошо?

Ученик.Утверждаю даже, что ничего не делает иначе как хорошо и мудро.

Учитель.Разве станешь ты судить, будто недолжное есть то, что толикая благость и толикая премудрость творит или попускает?

Ученик.Кто в здравом уме решился бы вообразить такое?

Учитель.Итак, равным образом должно — то, что возникает и благодаря творению Бога, и благодаря попущению его.

Ученик.Вполне понятно.

Учитель.Так скажи, думаешь ли ты, что должным является влечение (affectum) дурной воли (malae voluntatis)?

Ученик.Так же, как если бы ты спросил, является ли должным дурное дело: с этим никто, будучи в здравых чувствах, не согласится.

Учитель.Однако Бог позволяет некоторым делать то дурное, которого они хотят дурной волей.

Ученик.Пореже бы он это позволял!

Учитель.Одно и то же, значит, является и должным, и недолжным: именно, должным поскольку хорошо и премудро попускается тем, без чьего попущения не может возникнуть; и недолжным, поскольку это относится к тому, чьей неправедной (iniqua) волей затевается (concipitur) [27] 27…. недолжным, поскольку это относится к тому, чьей неправедной (iniqua) волей затевается. — Два смысла «должного»: 1) «должное» с точки зрения теодицеи, для человека «этически нейтральное»; что бы он ни сделал — все в этом смысле хорошо и должно, поскольку Бог этому не воспрепятствовал; 2) «должное» с точки зрения моральной свободы; в этом смысле хорошо и должно только этически правильное. Хопкинс отмечает параллелизм в структуре анализа Ансельмом истинности предложения и истинности как характеристики воли. . Так ведь Господь Иисус, ибо он один был невинен, не должен был подвергнуться смерти, и никто не должен был Ему причинить ее; и, однако, должен был подвергнуться ей, ибо сам премудро, и милостиво, и попечительно (utiliter) пожелал претерпеть ее. Многими ведь способами одна и та же вещь (eadem res) в различных отношениях (diversis considerationibus) содержит в себе противоположности (suscipit contratia): это часто относится к действию, например, возьмем «побитие» [28] 28… например, возьмем «побитие». — Перевод примера интерпретативный и довольной условный. Объектом анализа является вновь паронимическое отношение. Ансельм пытается компенсировать недостаточность обычного словоупотребления, сливающего различные значения в одинаковой внешней форме выражений и на основе формулировки наблюдений над «онтологией» латинского словообразования показывает, как разные значения «должного» и «недолжного» могут реализовываться в одинаковых по виду языковых выражениях. . Побитие ведь относится и к действующему (agentis), и к страдающему, отчего может называться и деянием, и страданием, хотя согласно самому имени «деяние» или «побитие» (actio vel percussio), и те выражения, которые подобным способом (образованы от страдательной (основы) и употребляются в действительном значении (quae similiter dicta a passivis in activa dignificatione dicuntur), скорее, кажутся страдательными, чем относящимися к действующему. Ведь, с точки зрения действующего, гораздо уместнее, кажется, было бы говорить «действие» или «побивание» (agentia vel percutientia), с точки зрения претерпевающего — «деяние» или «побитие». Ведь «действие» и «побивание» сказываются от «действующего» и «побивающего» как «провидение» от «провидящего» (providentia a providente), «содержание» от «содержащего», каковые, т. е. «действующий», «побивающий», «провидящий» и «содержащий» суть действительные (activa); «деяние» же и «побитие» производятся от «содеянного» и «побитого» (acto et percusso), каковые суть страдательные (passiva). Но поскольку — чтобы сказать на одном (этом) примере то, что ты сам поймешь для остальных (случаев), — как нет ни побивающего без побития, ни побития без побивающего, так побивающий и побитие не могут быть друг без друга. Более того, можно сказать, что одна и та же вещь (una et eadem) обозначается различными названиями (diversis nomimibus) с различных сторон (secundum diversas partes): поэтому говорится, что побитие относится и к побивающему, и к побитому. Поэтому то, согласно чему действующий или страдающий подлежат одному и тому же суждению или противоположным, — (согласно этому же) и само действие с обеих сторон (действительной и страдательной) будет оцениваться (iudicabitur) одинаковым образом или противоположным. Значит, если тот, кто побивает, правильно побивает, и то, что побивается, правильно побивается, — например, когда совершающий грех наказывается тем, кому он принадлежит, побитие правильно с обеих сторон, поскольку с обеих сторон оно является должным. Напротив, когда праведника побивает нечестивец, то поскольку ни этот не должен побивать, ни тот — быть побитым, с обеих сторон это побитие неправильно, ибо оно ни с одной не является должным. Когда же совершающий грех побивается тем, кому он не принадлежит, то так как и одному должно быть побитым, и другому не должно побивать, побитие это является и должным, и недолжным, а, стало быть, несомненно, и правильным, и неправильным. Итак, если ты возьмешь суждение, будто либо с одной стороны, либо с обеих недолжным является побитие, и рассмотришь его по отношению к верховной мудрости и благости, — осмелится ли кто отрицать, что должным является то, что попускается такой благостью и премудростью?