Жизнь Моисея выстроена вокруг единой темы: такова воля Господа. Сколько раз мать пересказывала ему чудесную историю его спасения в тот страшный год, когда фараон затеял истребление еврейских младенцев! «Бог спас тебя, Моисей, — вновь и вновь повторяла она. — Он для чего–то особенного предназначил тебя», — и она смеялась счастливым и гордым материнским смехом, вспоминая, что Бог устроил так, чтобы фараон платил ей жалование за воспитание ее собственного сына, а тот играл во дворце, получал лучшее по тем временам образование, сидел за столом с правителями империи.
Моисей, знавший о своем происхождении, чувствовал себя человеком без родины. Египетские князья отпускали грубые шутки в адрес евреев, а Моисей кусал губы. Его родичи, иудеи, упрекали его за высокомерие и великосветское произношение, и он вновь закусывал губы. Моисей любил обе свои семьи: и родную, и приемную. Ему нравились тихие семейные вечера, завершавшиеся пересказом преданий об Аврааме, Исааке и Иакове, и о Боге, Которого они продолжали чтить, хотя Он словно впал в спячку, а за это время на земле сменилось вот уже двенадцать поколений. В особенности Моисей любил рассказ об Иосифе. «Ты станешь вторым Иосифом, — говорила ему мать, целуя на прощание. — Ты тоже живешь в покоях фараоновых. В тебе Бог уготовил нам спасение».
Но, с другой стороны, он не мог лишиться удовольствий дворцовой жизни, учебы в числе отборной молодежи, спортивных состязаний, празднеств, хорошего вина, общения с теми умащенными и пахнущими благовониями женщинами, которые обучали его музыке и изящным искусствам. Словно шпион, он какое–то время балансировал на грани двух миров, не позволяя им смешиваться друг с другом, а сам наслаждаясь обоими. Но однажды эти миры столкнулись, и Моисею пришлось выбирать между ними.
Сначала казалось, что он просто совершил естественный и справедливый поступок. Одетый в богатый наряд египетского принца, с золотой диадемой на голове и с золотой пряжкой, показывающей его высокое положение, Моисей по поручению фараона осматривал строительную площадку. Он увидел, как египтянин — бригадир или десятник — жестоко избивает еврея, его сородича. Моисей нанес негодяю сильный удар, прикончил его на месте и, зарыв тело в песок, ушел оттуда как ни в чем не бывало. Однако нашелся свидетель, и этот поступок недолго оставался тайным.
Именно тогда Моисей окончательно понял, на чьей он стороне. Египтяне дали евреям презрительную кличку «хапиру» — «пыльные». Если умирал египтянин, кто–то должен был ответить за это, но если умирал хапиру — никому до этого не было дела. «Мне есть дело, — решил Моисей. — Пусть они рабы, но они — мои родственники. Ни с кем из них не дозволено так обращаться».
С точки зрения фараона, это означало, что Моисей перешел на сторону врага, что он стал мятежником. Ведь это был тот самый фараон, который в свое время пытался истребить младенцев племени Моисея. Фараон приговорил к смерти принца–самозванца по имени Моисей.
Спасая свою жизнь, Моисей бежал из Египта и на сорок лет расстался и с родной, и с приемной семьями. Новая жизнь, существование кочевника неожиданно оказались ему по душе. Он обзавелся женой, его семья росла, появились навыки выживания в пустыне. Из осторожности Моисей предпочитал не рассказывать о своем прошлом, тем более что в земле Мадиамской никого не интересовали ни евреи, ни египтяне. Мир замкнулся в кругу семейного благополучия, и в зрелом возрасте, в восемьдесят лет, Моисея интересовали только его дети, зятья с невестками да овцы.
Но у Бога были другие планы. Пока Моисей заново строил свою жизнь в земле Мадиамской, вдали от своего племени, Господь внял стонам евреев–рабов. И внезапно таинственно действующая рука Божья пришла в движение, и обнаружилось, что в странной и сложной жизни Моисея все было не напрасно. Теперь Господь располагал нужным ему орудием — евреем, получившим образование египетского правителя и притом вполне способным выжить в условиях пустыни. Настало время избавления народа избранного. Оставалось лишь одно: убедить Моисея… и фараона.
Моисей сразу же подверг замысел Бога серьезным исследованиям. Во–первых, он сомневался, поверят ли ему. С какой стати евреям слушать человека, воспитанного в стане врага, изгнанника, который на сорок лет покинул страну? К тому же для убеждения евреев и фараона требуется красноречивый вождь — зачем же Бог избирает заику? «Господи, пошли им кого–нибудь другого», — взмолился Моисей, но несколько резких слов, раздавшихся из горящего куста, сломили его сопротивление. Убедить фараона было труднее.
Читать дальше