Том Райт: Тайна Зла. Откровенный разговор с Богом

Обетование о новом Божьем мире и телесном воскресении заново утвтерждает, что этот мир хорош, a вовсе не призывает о нем забыть, и что подлинная вера и воскресение ведет не к отказу от забот о нынешнем мире, но, напротив, порождает решимость нести жизнь будущего мира в настоящее — как можно шире и как можно больше.

потому что сила прощения, органически связанная с силой воскресения Иисуса, позволит и Богу, и Божьему народу освободиться от бремени прежнего человеческого зла.

Для этого не требуется, чтобы все люди пришли к покаянию и пожелали участвовать в радости нового Божьего мира, хотя это было бы прекрасно. Новый Завет постоянно предупреждает нас о том, что решении, которые мы принимаем в нынешней жизни, особенно когда выбираем, кем мы хотим быть, имеют долговременные последствия, к которым сам Бог относится достаточно серьёзно. Но сколько бы мы ни сидели в сторонке с недовольными лицами, мы не сможем помешать Богу устроить Его праздник без нашего участия. Нам дано право остаться в стороне, Бог вправе нас убеждать и звать, но упитанный телец будет съеден, даже если мы не пойдем на праздник, Тот же, кто откликнется на приглашение Бога, будет праздновать, вместе с Ним освобождение от зла.

И здесь я хотел бы сказать, что христианин призван, среди прочего, предвосхищать эту эсхатологию в настоящем и пользоваться Божьим будущим, чтобы менять положение вещей в настоящем и предвкушать окончательное освобождение от зла, учась уже сегодня ослаблять его узы. Иисус учил нас молиться, и он оставил нам одно удивительное прошение с оговоркой: «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». В одной ужасающей притче Иисус предупреждает, что если мы не простили, нам самим не стоит рассчитывать на прощение: это притча о слуге, которому простили огромный долг, но который затем отказался прощать крохотный долг своему приятелю, так что то прощение было аннулировано (Мф 18). Это может показаться слишком жестоким положением, и я сейчас вернусь к данному вопросу. Но сначала я хотел бы сделать несколько замечаний относительно одного возражения против прощения. Здесь я снова солидарен с книгой «Изгнание и объятие» Мирослава Вольфа.

Вопрос станет понятнее на трех примерах дискуссий о прощении в современном мире. Многие из нас в течение нескольких лет участвовали в кампании за оставление огромных и неоплатных долгов беднейших стран мира. Причем политики, банкиры и другие часто в ответ говорят нам, что долг прощать нельзя. Это значило бы, что знакомый им мир перестал бы существовать. Люди должны понимать: если они что-то берут, им придется что-то возвращать. Это не совсем так, потому что даже с точки зрения секулярного гуманизма или даже чистой корысти прощение долгов может иметь позитивные последствия, потому что должники получают возможность вступить в более зрелые взаимоотношения сотрудничества с окружающим миром. Банкиры в основном подчеркивают то, что прощение подрывало бы серьезное отношение к долговым обязательствам.

Нечто подобное происходит, когда ты говоришь людям в Северной Ирландии или на Ближнем Востоке, что если они хотят двигаться вперед, их сообщество должно кого-то простить. В ответ на это можно услышать поток возражений. Так, можно вспомнить одну известную историю. Дочь одного жителя Северной Ирландии погибла в результате взрыва, и когда тот заявил, что прощает виновников ее смерти, многие люди, включая христиан, стали говорить, что

Люди должны понимать: если они что-то берут, им придется что-то возвращать

этот человек просто выжил из ума. Два главных противника на Ближнем Востоке придерживаются религий, которые никогда не считали прощение ни долгом, ми добродетелью, но, скорее, чем-то вроде нравственной слабости — и здесь под «нравственной слабостью» нужно понимать не просто невозможность следовать нормам, но порок понимания безусловных моральных законов. Ницше с этим согласился бы прощение удел трусов. В центре такой морали стоит определенное представление о справедливости. Дурной поступок должен повлечь за собой соответствующее воздаяние. Прощать людей, сказали бы обе стороны конфликта, равносильно несерьёзному отношению к справедливости, под которой понимается справедливое возмещение убытков и наказание за те зверства, которые, как искренне думают обе стороны, совершили противники. Дело здесь не в том, что они не желают прощать или что это слишком трудно. Они страстно верят в то, что это было бы безнравственным действием и глубокой ошибкой. Это, однако, не противоречит тому, что говорит Вольф и согласные с ним авторы, для которых признать совершившееся зло — первый шаг к прощению, а не альтернатива прощению.