Георгий Гурджиев: Эссе и размышления о Человеке и его Учении

Г.: Вы уже замечали, что опустошаете себя, говоря с кем-либо о том, что глубоко вас интересует? Поэтому необходимо экономить. Нужно научиться быть начеку, научиться сохранять в себе свежие, непереваренные идеи. Однажды, в жизни, вы сможете использовать идеи как инструмент, без отождествления. Сейчас вы вкладываете в беседу слишком много самого себя. Вместе со словами вы теряете все остальное. Вы отдаете не только слова, вы теряете себя. Вы отождествляетесь с собой.

Б.: Я полагаю, меня подталкивает чувство собственного превосходства. Из-за этого я разговариваю подобным образом.

Г.: У вас есть слабость, которую должен разрушить каждый человек, работающий со мной: Вы верите. Вы ни во что не должны верить. Вы должны все подвергать сомнению. Вы должны отбирать для себя лишь то, что в состоянии доказать математически -- как дважды два четыре. Вы не должны ни во что верить, потому что вера ничего не стоит. Вы верите, вы отождествляетесь с собой, вам бы хотелось передать свою веру с помощью эманаций. Вы отождествляетесь с собой и отдаете всю свою энергию. Если вы не верите, если вы остаетесь абсолютно беспристрастным, желая передать что-то кому-то, это будет услугой, а вы будете слугой.

(Обращаясь к доктору А.) Вы это понимаете? Вы это ощущаете?

Д-р А.: Я заметил, что человек теряет все, если изливается кому-то.

Б.: Я заметил, что не могу не использовать силу, приобретенную благодаря работе, чтобы доказать людям, что я выше их.

Г.: Вы -- человек маленький. В вас выросла только одна сторона. Шесть других сторон также нуждаются в росте. Впоследствии вы сможете представить себе, что вы и другие -- это не одно и то же. Вы не должны забывать, что первое, что вы должны узнать -- свое ничтожество. У вас богатое воображение. Если бы вы знали о своем ничтожестве, у вас бы исчез импульс демонстрировать свое превосходство другим.

Б.: Если я нахожусь в одиночестве, или с так называемыми "хорошими" людьми, я вижу свое ничтожество. С заурядными людьми забываю.

Г.: Поставьте такую задачу: думайте о своем ничтожестве, когда вы общаетесь с другими. Считайте, что теперь у вас есть задача. Работайте над ней. Признайте свою слабость и работайте.

М-м Д.: В чем ценность молитвы? Когда я чувствую себя слабой и беспомощной, когда я не могу делать то, что должна делать, я не могу удержать себя от молитвы. Но это автоматическая, ничего не стоящая молитва. Тем не менее, я часто обращаюсь к ней, поскольку я нахожу в ней помощь.

Г.: Это способ успокоить себя. Что вы хотите спросить?

М-м Д.: У меня такое впечатление, что это нестоящая молитва, потому что на самом деле это и не молитва вовсе, это плач, призыв о помощи. Могу я позволить себе продолжать?

Г.: Не нужно использовать для этого молитву. Весь мир этим занимается -- человек помолится и вот он прощен. Все прекрасно. Он уже кандидат в рай.

М-м Д.: Я даже еще не подошла к концу. Я не спросила о том, какое понятие я имею о Боге. Я не знаю, кому адресован этот зов.

Г.: Возможно, вы молитесь автоматически, возможно, вы утешаете себя автоматически. И то, и другое бесполезно для будущего. Для вашего будущего это даже преступление. Ваша молитва не должна быть автоматической. Вы должны молиться, молиться по-настоящему, как христианка. Вы должны молиться всем своим присутствием, сосредоточив все свои три центра на одном предмете. Вы должны молиться головой, чувствами, ощущением. Примите это как задачу. Не молитесь, чтобы утешиться. Эта, другая молитва, не утешит вас, она вас утомит. Но позже вы достигнете успеха, делая то, что необходимо для вас.

Христианин молится всем своми присутствием. Человек, как правило, молится только своими мыслями. Возможно, существует и более великий закон. Человеку никогда не говорили, как молиться, и ему никогда не приходит на ум, что состояние чувства и присутствия должно соотносится с движением молитвы. Если Вам привычно молиться автоматически, я советую вам с этого момента молиться так, как пожелаете, но не так, как вы делали это прежде.

Д.: Мистер Гурджиев, на этой неделе я сделал одно наблюдение. Несколько мальчиков, оказавшихся передо мной, вызвали во мне жалость, поскольку они были бедные и голодные. Я не знал, как вести себя перед ними. Я не знал, что думать. Сперва это была жалость, но я видел, что не могу ничего сделать, и вскоре...

Г.: Извините, но вы могли бы кое-что сделать. Вы могли бы дать им что-то, чтобы напитать их. Не буквально, но вы могли бы позаботиться, чтобы у них было хоть что-нибудь поесть. Если, объективно, вы их любили; если, объективно, вы хотели, чтобы у них было что-то поесть, этого было бы достаточно. Они бы ушли и, автоматически, нашли бы кого-то, кто дал бы им чего-нибудь поесть.