Иннокентий Херсонский: Великий пост

Причиной сей несчастной противоположности и небрежения о дне, столь важном и священном, не другое что, как то обстоятельство, что нынешним днем оканчивается употребление обыкновенной нашей пищи. Можно ли было ожидать, чтобы причина столь не важная отняла всю силу у святого учреждения Церкви, привела в забвение Страшный Суд Божий и произвела именно противное тому, что предполагала Святая Церковь?

Но, дело точно так, ибо другой причины нет. Церковь со своей стороны употребила все, могущее возбудить в нас чувство покаяния; самые трогательные и угрожающие песни ее собраны именно в службе на нынешний день; одно ныне чтенное Евангелие и Апостол могли бы вразумить самого закоренелого плотоугодника. Но нас, увы, ничто не трогает и не возбуждает от пагубного служения плоти и миру. Над нами во всей силе сбывается грозное слово Спасителя, изреченное о народе Иудейском: " рыдахом вам, и не плакасте "! (Лк. 7; 32).

Где искать причины нашего, столь пагубного нечувствия? Не в том ли, между прочим, что многие из нас вовсе не знают, что в нынешний день совершается воспоминание Страшного Суда Божия? К сожалению, многие действительно не знают сего; но что значит самое это незнание? Увы, и оно не оправдывает, а еще более обвиняет нас. Ибо кто виною этого незнания? Мы сами. Сколько песней церковных в настоящий день, из коих каждая изображает Суд Страшный? Одно Евангелие нынешнее недостаточно ли вразумить в сем всякого, кто только не лишен слуха? И что прикрывать ложью наше неведение? Что ныне день Страшного Суда, это мы не знаем; а знают же все, от велика до мала, что ныне последний день мясоястия. Как же мы все так твердо узнали одну половину учреждения церковного и вовсе не знаем другой? Знаем твердо то, что служит в угождение плоти, и не ведаем того, что на пользу духа и совести! Не явный ли это признак, что мы дорожим одной своею плотью и угождением чреву, а что необходимо ко спасению души, о том нерадим безумно? Сия-то именно наклонность к чувственному губит нас и ныне, как и всегда; она-то делает для нас бесплодными все благие учреждения Церкви.

Ибо нынешний ли один день так несчастно превращается нами? Увы, это превращение есть только начало другого, большего. Я разумею наступающую Неделю сыропустную. Какая участь может быть более жалкой, чем участь сей недели? Она предназначена, по намерению Церкви, служить приготовлением к Великому посту и, так сказать, введением в него. Церковь показала при сем случае всю материнскую заботливость о нас. Чтобы приучить нас постепенно к подвигу постному, она лишила нас на сию неделю половины снедей, дабы внезапным и сильным переворотом не потрясти слишком самых чувственных привычек наших. Что же вышло у нас из сего снисхождения Церкви? Вышел новый повод и случай к плотоугодию и невоздержанию. В целом году нет ни одной недели, которая была бы исполнена стольких шума и молвы, столького объядения и пьянства, столького празднословия и кощунства, стольких пороков и беззаконий, как наступающая. Если о какой седмице, то, вероятно, о сей плачут ежегодно Ангелы Божий, радуются ангелы тьмы; если когда ад и геенна приобретают для себя наиболее жертв, то в это несчастное время. Увы, если бы учредители сей недели могли предвидеть то, что мы делаем из нее!

Но они невинны: они желали нашего спасения и сделали для сего все, что могли. Прочтите или выслушайте со вниманием богослужение каждого дня в наступающей седмице. Как внятно там объяснена цель учреждения Недели сыропустной! Сколько на каждый день святых мыслей и чувств! Церковь, можно сказать, взяв за руку ведет нас с распутий мира и приближает к поприщу святого поста; но все сие остается втуне. Ибо мы в продолжение сей Недели стараемся быть и бываем везде, только не в церкви. После сего благое учреждение церковное как бы вовсе не существует для нас.

Но если бы только не существовало! И это было бы бесчестием для имени христианского и злом для нас, но все еще не так великим. Нет, когда мы, отягченные невоздержанием в ястве и питии, дремлем, то враг спасения нашего не спит и не дремлет. Чего не успел он сделать из этой священной седмицы? Точно, как перед концом мира, зная, яко время мало имать (Откр. 12; 12), он окажет, по свидетельству Тайновидца, всю лютость и все лукавство: так поступает он и в продолжение наступающей седмицы. Угрожаемый постом и покаянием, он употребляет все силы, расставляет все сети, разбрасывает все приманки, чтобы уловить как можно более жертв. И многие ли избегают этих сетей? Самые, в другое время, степенные лица почитают как бы за какой долг дать в это время волю своим чувственным пожеланиям; самые старцы не почитают за стыд являться подобными несмысленным детям. А юные? Увы, если когда гибнет цвет этого прекрасного возраста, то в это несчастное время!