Варсонофий Оптинский - Беседы старца с духовными чадами (1907-1913 гг.)

Часто, принимая людей не на этой половине, а там, у мужчин [34] Старцы в мужских обителях, как правило, имеют две приемные: мужчины допускаются вовнутрь монастыря (скита), а для женщин устраивается внешняя келлия. , живущих больше умом, а не сердцем (женщина живет больше сердцем, чувством), я слышу, как жалуются на то, что мы переживаем теперь трудные времена, что теперь дана полная свобода всяким еретическим и безбожным учениям, что Церковь со всех сторон подвергается нападкам врага, и страшно за нее становится, что одолевают ее эти мутные волны неверия и ереси. Я всегда отвечаю:

— Не беспокойтесь! За Церковь не беспокойтесь. Она не погибнет, …врата ада не одолеют ее (Мф.16:18) до самого Страшного Суда. За нее не беспокойтесь, а вот за себя бояться надо.

И правда, наше время очень трудное. Отчего? Да оттого, что теперь особенно легко отпасть от Христа, а тогда — погибель. Те, кто последовали за Христом, преподобные Его, те и воцарятся с Ним.

Но мы знаем других преподобных, уподобившихся не Христу, а врагу Его — сатане. Вероятно, и вы знаете этих преподобных если не по их произведениям, то хотя бы по именам: все эти Ницше, Ренаны и прочие развратители нравственности — знаете, какова их участь? Во всем уподобившись виновнику всякой мерзости, всякой нечистоты — диаволу, они по смерти попадают в его власть, по русской пословице: свой своему поневоле брат.

Послужившие же Христу воцарятся с Ним. Он им тоже "Свой". Теперь особенно легко отпасть от Христа и подпасть под власть темной силы. Идешь по улице и видишь: в витрине выставлена книга, трактующая ну хотя бы о Божественности Христа. Помысл говорит: зайди, купи книгу, прочти. Хорошо, если человек не поверил этому помыслу, если сообразил, что внушается ему эта мысль сатаной, что книга эта враждебна учению Святой Церкви. А другой, смотришь, зашел, купил книгу, прочел — да и повернул в другую сторону, отпал от Христа. Где начало его падения? В помысле лукавом. Да и Толстой не от помысла ли погиб? Ведь мог бы быть праведником. Известно, что иногда он спрашивал свою жену: "А что бы ты, Сонечка, сказала, если бы я вдруг поступил в монастырь?"

Неизвестно, что отвечала ему София Андреевна, да и Толстой говорил это, вероятно, полушутя. Помните, у Гоголя в "Старосветских помещиках" Афанасий Иванович любил пугать Пульхерию Ивановну и говорил ей, что вот возьмет, соберется да и пойдет с турками воевать. Пульхерия Ивановна отмахивалась от таких страшных слов мужа. Как относилась к речам Льва Николаевича София Андреевна, мы не знаем, но жизнь Льва Николаевича могла бы пойти совсем иначе, не послушайся он погибельного помысла. Появилась у него мысль, что Иисус Христос не Бог, и он поверил ей. Потом пришло в голову, что Евангелие написано неправильно, и этой мысли он поверил и перекроил по-своему Евангелие, отпал от Церкви, уходил все дальше и дальше от Бога и кончил плохо. Приходил он как-то сюда, был у батюшки отца Амвросия, вероятно, пришел под видом жаждущего спасения. Но отец Амвросий хорошо понял его, а Толстой заговорил с ним о своем евангелии. Когда Толстой ушел от батюшки, тот сказал про него только: "Горд он!" И поверьте, этим охарактеризовал он весь его душевный недуг. Толстой вернулся в гостиницу, а там жил известный в то время писатель Леонтьев. Они были между собой знакомы, и Толстой стал рассказывать ему о посещении скита. Тот, будучи человеком горячим, пришел в негодование и воскликнул:

— Как могли вы осмелиться, граф, говорить со старцем о вашем евангелии?

— А, так вы хотите донести на меня обер-прокурору? Ну что же, доносите! Посмотрим, что из этого выйдет.

Вот как Толстой его понял и в чем заподозрил! А мало ли других случаев, когда с помысла начинается гибель человеческой жизни. Вот, например, молодой человек любит девушку и начинает размышлять: "Мне она по душе, да и она, кажется, любит меня. Она рассчитывает выйти за меня замуж. Что же мне, жениться? Но тогда она мне будет в тягость. Я получаю такое-то содержание. Теперь оно идет на меня одного, а тогда, после женитьбы, придется делиться с нею. Я лучше обману ее, возьму от нее все, а ее брошу, как выжатый лимон". И если он еще усомнится в своем помысле, тут какой-нибудь советчик найдется, который скажет, что понятия о нравственности условны, церковные заповеди необязательны, что жизнь дана для наслаждения и надо брать от нее все, что она может дать. Жизнь — борьба за существование. Надо жить для наслаждения и шагать через слабейших, для своего удовольствия, не задумываясь о предстоящих страданиях жертвы. Вот и кончено. Удобная философия найдена, и человек бессовестно пользуется доверчивостью другого лица.