Николай Тальберг - Святая Русь

Отрыв от исторических корней, начавшийся двести лет тому назад, не мог, конечно, пройти бесследно. Растлевающая работа враждебных сил все сильнее проявляла себя. Верхи, за немногими исключениями, рабски поклонились Западу, так называемая интеллигенция, тоже услужавшая последнему, восприняла от него все худшее. Вместе с тем она совершенно оторвалась от народа. И те и другие обезверивались. Духовенство все более обезличивалось искусственно привитым ему аполитизмом.

Русское общество покидало "спасительный корабль веры," как говорил давно владыка Антоний, ныне митрополит Киевский и Галицкий. Лишалось тогда, по его словам, разумного смысла "государственное существование, основанное на народном себялюбии и чуждое религиозной идее." "Это уже не народ, — писал владыка Антоний в 1899 году в казанском журнале "Деятель," — но гниющий труп, который гниение свое принимает за жизнь, а живут на нем и в нем лишь кроты, черви и поганые насекомые, радующиеся тому, что тело умерло и гниет, ибо в живом теле не было бы удовлетворения их жадности, не было бы для них жизни."

Все держалось еще почитанием царской власти. Либеральный профессор С. Л. Франк в своем послереволюционном труде "Из размышлений о русской революции" справедливо писал: "Замечательной, в сущности общеизвестной, но во всем своем значении неоцененною особенностью русского общественного и государственного строя было то, что в народном сознании и народной вере была непосредственно укреплена только сама верховная власть — власть царя; все же остальное — сословные отношения, местное самоуправление, суд, администрация, крупная промышленность, банки, вся утонченная культура образованных классов, литература и искусство, университеты, консерватории, академии, — все это держалось лишь косвенно, силой царской власти и не имело непосредственных корней в народном сознании. Глубоко в недрах исторической почвы, в последних религиозных глубинах народной души было укреплено корнями, — казалось незыблемо, — могучее древо монархии; все остальное, что было в России — вся правовая, общественная и духовная культура — произрастало от ее ствола и держалось только им, как листья, цветы и плоды — произведения этой культуры висели над почвою, непосредственно с ней не соприкасаясь и не имея в ней собственных корней."

Поэтому и натиск врагов Святой Руси направлен был, главным образом, на сокрушение этого великого стержня русской государственности. И удивительная чистота и благородство двух последних самодержцев, как мы упоминали выше, вызвала особую злобность темной силы, ни перед чем не останавливавшейся для сокрушения опоры России.

В позабывшей Бога и заветы седой старины России XX века разрушительная работа была нетрудна. Тяжелые испытания мировой войны не перенесли подточенные разрушителями силы русского народа.

Свергнут был в марте 1917 г. царь, помазанник Божий. Свалилась в бездну, раскололась Россия, самое имя которой преемники мартовских богоотступников, большевики, уничтожили. Бесы, давно подстерегавшие свою жертву, смогли отпраздновать свой шабаш на залитой кровью земле. Застилая истинный лик Святой Руси, нагло выползала отовсюду страшная образина звероподобного существа, измывавшегося, кощунствовавшего над всем, что испокон было дорого и свято.

Но истинную душу Руси изничтожить не удалось. И не изжитое доселе, страшное смутное время выявило — среди мрака и грязи — много светлого, благородного, чистого…

Государь император Николай Александрович, увидевший вокруг себя столько предательства, гадости и сохранивший нерушимую веру в Бога, отеческую любовь к русскому народу, готовность жизнь свою положить за честь и славу Родины. Какой силой духа дышит последнее обращение государя от 8 марта 1917 года к армии, на которую он призывал благословение Божие. Жизнь его пленником в Царском Селе, Тобольске, Екатеринбурге — воистину житие праведного христианина. И вспоминая его, возлюбленного государя, так ясно представляешь себе образ другого страдальца-пленника, святого великого князя Михаила Тверского, тоже в нравственных страданиях духа своего не угасившаго…

Какою пламенною верою, силою древнего христианства, величием благороднейшей души веет от замечательных писем несчастной узницы революционеров, государыни императрицы Александры Феодоровны.

"Чем больше здесь страдания, тем ярче будет на том светлом берегу, где так много дорогих нас ждут" (21 октября 1917 г.) "Дух у всех семи бодр. Господь так близок, чувствуешь Его поддержку, удивляешься часто, что переносишь вещи и разлуки, которые раньше убили бы. Мирно на душе, хотя страдаешь сильно за Родину" (9 декабря). "Не надо так мрачно смотреть — голову наверх — бодрее всем в глаза смотреть. Никогда надежду не терять — непоколебимо верить, что пройдет этот кошмар." "Какая я стала старая, но чувствую себя матерью этой страны и страдаю, как за своего ребенка, и люблю мою родину, несмотря на все ужасы и согрешения. Ты знаешь, что нельзя вырвать любовь из моего сердца и Россию тоже, несмотря на черную неблагодарность к государю, которая разрывает мое сердце, — но ведь это не вся страна. Болезнь, после которой она окрепнет. Господь, смилуйся и спаси Россию" (10 декабря).