Святитель Николай Сербский - МЫСЛИ О ДОБРЕ И ЗЛЕ

Когда же в сумятице жизни ты на мгновение упустишь из вида лик Истины, то ощутишь потерянность и печаль даже среди самых своих близких — друзей и родных. Как дитя среди братьев и сестер, но без матери: для ребенка нет никого ближе матери, сколько бы родных ни окружало его. Так и ты почувствуешь, что Истина для тебя стала ближе и дороже всех тех, с кем ты каждый день делишь трапезу.

Все дела твои, не во имя Неба и без благословения Неба, принесут горький плод, ибо не прольет оно на них свой благодатный дождь и животворящий свет.

К чему бы ни приступал ты, прислушивайся к Небу.

Всякий узор своей жизни плети из небесных нитей.

Насколько выказываешь себя мудрым перед людьми, настолько безумен становишься перед собой. Чем больше гордишься своими мнимыми достоинствами перед другими, тем яснее видны твои немощи и пороки.

Один солдат рассказывал другу, что всякий раз, когда он, хвалясь, описывал свои боевые победы и собственный героизм, в его сознании неизменно воскресали образы всех его поражений и случаи проявления трусости.

Все мы в этом мире словно товар на базаре. Одни поднимают нашу цену до небес, другие не дают и гроша.

Возношение и поношение, приходящие к нам от людей, всегда производят в нашей душе раздвоение: одна половина души радуется возношению, другая печалится из–за поношения, ибо в таинственной глубине собственного сознания мы чувствуем, что ни возношением, ни поношением всё о нас не сказано. Трезво смотри и на крайние возношения, и на крайние поношения — ибо ты не заслуживаешь ни того, ни другого, — чтобы не взлететь тебе без крыльев и не утонуть в бездне отчаяния.

«Глаза — точка встречи душ», — сказал один мудрец. Взглядом душа проникает в душу: он подобен светильнику, с которым мы приближаемся к другой душе, чтобы испытать и познать её.

Глядя в глаза слепцу в тщетном поиске встречи, мы переживаем нечто таинственное, пугающее, как пугает темная вода или дом без окон.

Взгляд — прочная цепь, которой природа привязывает к себе человека. Чувственный человек воспринимает природу в видимых образах, они удивляют и восхищают его. Духовный же человек в пламени своего духа переплавляет все образы в некий первозданный элемент, восторгаясь этим единственным элементом. Но и это только начало духовности.

Чем уже горизонт, тем больше беспокойство.

Чем шире горизонт, тем меньше беспокойство.

Чем уже горизонт, тем выше самомнение.

Чем шире горизонт, тем меньше самомнение.

Если бы надменная колодезная жаба оказалась на берегу океана, она бы избавилась от своей надменности.

Чем больше богатство без Бога, тем больше нищета. Чем больше знаний без Бога, тем больше пустота.

Только Бог дает человеку богатство и мудрость. Мир без Бога производит нищих и глупцов.

Если ткать днем, а ночью распускать, никогда не соткать.

Если строить днем, а ночью разрушать, никогда не построить.

Если молиться Богу, а делать пред Ним злое, никогда ни соткать, ни построить дом своей души.

Весь мир подобен огромному фортепьяно, клавиши его — творения Божии. Какой клавиши ни коснись, услышишь эхо своей души.

Вся красота природы исходит из таинственности Таинственного. Без этой таинственности Таинственного природа ни на миг не могла бы сохранить ту тихую целомудренную красоту, которая светится сквозь нее.

Сотворенная природа — облако, укрывающее ослепительное сияние Божественного огня. Прозрачность или непроницаемость этого облака зависят от нашего духовного зрения: для утонченного и высокого духа оно тонко и прозрачно, для грубого — темно и непроницаемо.

Разуму служат пять чувств, уму — одно. Чувство ума суть разум.

Разумен тот, кто подчинил чувства разуму. Умный человек столько же выше разумного, сколько разумный выше чувственного.

Умный человек — тот, у кого ум господствует над разумом, то есть, у кого ум воспринимает опыт разума, как сырье, которое он превращает в нечто совсем иное, в то, что даже не напоминает опыт разума; подобно тому как желудок, принимая пищу, перерабатывает ее в кровь, то есть в нечто совсем отличное от пищи.

Человек же, у которого разум владеет умом и опыт разума остается единственным — непереваренным — содержанием ума, становится безумным. Как можно говорить о больном желудке в случае несварения, так же можно говорить о больном уме и непереваренном — безжизненном — опыте. И как организм погибает от скоплении непереваренной пищи, так же и ум помрачается от огромного количества знаний и опыта, над которыми он теряет контроль и способность к их преобразованию.