Николаос Василиадис: H. ВАСИЛИАДИС ТАИНСТВО СМЕРТИ

Это случилось по некоторым другим, общего характера, причинам: а) политическая власть в ту эпоху была уже христианской и наказывала определенные согрешения (закон смертной казни по отношению к прелюбодеям и т. п.), которые, следовательно, не должны были становиться известными публично; б) с момента, когда христианство стало официальной религией и гонения прекратились, публичная исповедь стала невозможной по причине большого числа христиан и одновременно потеряла свою глубину, потому Церковь была вынуждена таким способом подчеркнуть значение внутреннего покаяния, которое предшествует по своей важности. Необходимо, однако, заметить, что и в этом случае таинство никогда не теряло своего экклезиологического характера, то есть оно продолжало представлять собой действие примирения верующего с Церковью, которую представляет исповедующий священник. Другими словами, верующему не просто прощались личные грехи, но он возвращался в Церковь, в которой только и возможно спасение. Очень примечательно употребление третьего лица «Бог...» в разрешительной молитве (в Католической Церкви, наоборот, употребляется ego te, то есть «я тебя прощаю»). Употребление первого лица в славянских требниках объясняется поздним латинским влиянием — с XVIII века и позднее [ 2] — которое, к счастью, не проникло в греческие литургические тексты.

Богословие Таинства покаяния, как это видно и из истории, основывается на богословии относительно Церкви. Церковь, однако, невозможно понять рационалистически, потому что она не навязывается нам извне, как свидетельство внешнее, но принадлежит миру вещей незримых, которые не воспринимаются иначе, как через веру и опыт; Церковь — внутренняя духовная реальность. Несмотря на это, Церковь не только невидима, мистична и динамична, но и — видима, ощущаема, воплощается в истории, как и Христос воплотился. Она видима в жизни Христа, в жизни святых, в Таинствах, в иерархии и т. д. Но эта осязаемость не является отрицанием неисследимой непознаваемости, это — обогащение, приобретение. Здесь нужно заметить, что та Церковь, которая осуществляется и воплощается в истории, не составляет всю ее неисследимую глубину, всю ее полноту, потому что ее непознаваемость остается вне ее исторического измерения.

Итак, таинства и догматы Церкви — это видимая сторона таинственной жизни земного тела Христова. Как догматы не были восприняты в качестве принудительного философского и богословского учения, но как события таинственного порядка, также и таинства — не магические действа, но — видимые знаки, в которых концентрируются божественные события, исполняемые в земной жизни, и через которые народ сообщается с глубиной духовной жизни (Бердяев).

Святоотеческое богословие никогда не определяло, не систематизировало и не исчисляло таинства схоластически. Только послеотеческое западническое богословие с эпохи Михаила Палеолога и позднее восприняло исчисление и систематизацию таинств. Начало было положено в схоластическом богословии М. Абеляра и П. Ломбарда (XII век), да и то окончательно определение произошло не раньше XVII века, когда, как характерно замечает епископ Диоклийский Каллист, «латинское влияние находилось на своей вершине». Но даже когда мы говорим о «семи» таинствах, число «семь» не имеет абсолютного догматического значения для православного богословия, а употребляется как своего рода упрощение, попытка сделать более доступным (с символическим в любом случае подтекстом) учение.

Церковь — вот цель и завершение таинств, и, конечно, Таинства исповеди. Другими словами, предназначение таинств — это устройство и совершение Церкви, а не просто освящение верующих как отдельных личностей. По этой причине разные таинства не составляют отдельные средства благодати, независимые одно от другого, но составляют собой единство и — главное — обязательно и существенно имеют отношение к Божественной Евхаристии. Она — их завершение, причина их существования, «Таинство таинств», и в ней завершается и осуществляется Церковь, которая является единственным путем, ведущим в Царство Божие. Остатком этого древнего предания является обычай совершения таинства исповеди прежде Евхаристии.

Главный фактор, приводящий человека в Церковь, — это покаяние. Трагично состояние человеческого существа, потому что человек спасается через изначальное отречение от самого себя. Или мы должны признать, что абсолютное и беспредельное проникает в ограниченное и относительное, освящает его, и вместе они создают некоторый замкнутый священный цикл, или мы признаем, что ограниченное и относительное овладевается стремлением, неудержимым желанием к беспредельному и абсолютному, и таким образом рождается некоторое творческое движение. Первое мнение, согласно Бердяеву, является исключительно консервативным и иератическим. Второе — творческим и пророческим. В христианстве сосуществуют оба и с ясностью отражаются в понимании покаяния. Покаяние в широком понимании слова является переживанием неспособности человека пред Богом и творческим движением в ответ на призыв Божий. Это переживание составляет главный фактор приема человека в Церковь и, в общем, связывается с Таинством крещения.

Читать дальше