Александр Мень: Последнее слово

Александр Мень

Последнее слово

Книги Руфи и Ионы

А как же отнеслись к этой реформе законников люди, сохранившие идеи пророков: универсализм, гуманность, требование социальной справедливости, отрицание абсолютной ценности культа? На этот вопрос у нас нет ответа. Можно только сказать, что пророческое слово замолкло, если не навсегда, то надолго. О том, что последователи пророков не сдались без боя, свидетельствуют две замечательные повести, написанные в это время и сохранившиеся в Библии.

Первая повесть "Руфь". С трогательной простотой и образностью истинно народного произведения рассказывает она о судьбе моавитянки Руфи, которая была замужем за израильтянином. Когда муж ее умер, его мать собралась на родину в Иудею, а Руфи предложила остаться в "на полях Моавитских". Но верная Руфь не покинула старую женщину. "Куда ты пойдешь, туда и я пойду, сказала она просто. - Твой народ будет моим, твой Бог - моим. Где умрешь ты, и я умру. Одна смерть разлучит нас" (см. Руфь. 1, 8-10).

Вдвоем вернулись они в иудейский городок Вифлеем. И там Руфь была вознаграждена за свою верность и доброту. Из нищей вдовы она стала женой богатого земледельца. И Яхве не только не отверг этот смешанный брак иудея с чужеземкой, но благословил его. Ибо внук Руфи стал отцом великого царя Давида.

Эта повесть, которая как будто бы возвращает читателя к далекому прошлому, лишь по внешней форме кажется мирной идиллией. По выражению одного писателя, она была "камнем, брошенным воинственной пращей во вражеский лагерь". Автор ее, в противовес узости и исключительности Ездры, провозглашает равноценность всех народов и допустимость смешанных браков. Ведь хотя бы то, что династия Давида восходит к иноземке, должно было заставить задуматься многих.

Вторая повесть - "Книга Ионы". Мы привыкли с иронией говорить о забавном приключении пророка, проглоченного китом. Но если вдуматься в смысл повести, то станет ясно, что содержание ее очень серьезно. Она намеренно облечена в форму гротеска, ибо "Книга Ионы" - памфлет. Она рассказывает о пророке, который не хочет проповедовать язычникам. Яхве посылает Иону в Ниневию с особой миссией. Он должен предсказать гибель города, если народ не покается. Иона подозревает, что Яхве будет милосердным и сжалится над ассирийцами. А это ему отнюдь не улыбается. Он решает избавиться от неприятного поручения и бежит "от лица Яхве" в далекий город Фарсис. Но спорить со Всемогущим трудно. По пути корабль, на котором плывет Иона, попадает в бурю. Жребий решает, кто причина несчастьям, и Иону бросают за борт. Но он не утонул. "Гигантская рыба" (так стоит в подлиннике) проглатывает пророка, и три дня он находится в ее чреве, пока, по велению Яхве, она не выплюнула его на берег. Злополучному путешественнику ничего не остается, как все-таки идти в Ниневию.

Придя в город, он начинает предрекать гибель. И, как он предвидел, жители покаялись. А Яхве отменил приговор. Упрямый Иона был страшно раздосадован. "Не это ли говорил я , - упрекал он Яхве. - ...Лучше мне умереть!" (Ион. 4, 2-3). Но все же в нем еще теплилась надежда, что гром небесный разразит язычников. Он вышел за стены города и сел, ожидая, что будет. И вот за одну ночь вырастил Яхве над Ионой растение, которое защитило его от палящего солнца. Пророк был очень рад этому тенистому навесу. Но вдруг, о ужас! Оно начало сохнуть и погибло у него на глазах. И вновь стал Иона жаловаться: "Лучше бы мне умереть!" (8).

"Неужели так сильно огорчился ты за растение?" - спросил Иону Яхве. "Очень... даже до смерти", - отвечал тот (9). Тогда сказал Яхве: "Ты сожалеешь о растении, над которым... не трудился и которое не растил, которое в одну ночь выросло и в одну.. ночь... пропало. Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч ... и множество скота?" (10-11). Так кончается притча.

Смысл ее совершенно ясен. Она направлена против тех, кто не хотел видеть в язычниках таких же людей, достойных милости Яхве, против ханжей, гордых своим показным благочестием.

Таково было завещание пророков. И зерно их учения не погибло. Оно проросло среди людей, которые ожидали Суда над угнетателями, которые верили в равенство народов и подготовили, таким образом, мировую религию христианство.

"Во всех религиях, - пишет Энгельс, - существовавших до того времени, главным была обрядность. Только участием в жертвоприношениях и процессиях на Востоке, соблюдением обстоятельнейших предписаний относительно приема пищи и омовений можно было доказать свою принадлежность к определенной религии... Люди... разных религий - египтяне, персы, евреи, халдеи - не могут вместе ни пить, ни есть, не могут выполнять совместно ни одного самого обыденного дела, не могут разговаривать друг с другом... Христианство не знало никаких вносящих разделение обрядов, не знало даже жертвоприношений и процессий классической древности. Отрицая, таким образом, все национальные религии и общую им всеобрядность и обращаясь ко всем народам без различия, христианство само становится первой возможной мировой религией".