Андрей Кураев: «ГАРРИ ПОТТЕР»: ПОПЫТКА НЕ ИСПУГАТЬСЯ

Вынимаю наугад из своей библиотеки несколько научных изданий античной классики, – и оказывается, что многовековая пропасть, отделяющая время написания от времени создания доступных нам копий, весьма привычна для ученых: «Рукописи» Аристофана, сохранившиеся до нас – Равеннская (XI в.) и Венецианская (XII в.), к которым присоединяются еще три кодекса XIV в. [6]Текст «Истории» Фукидида дошел до нас в рукописях византийского времени (древнейшая флорентийская рукопись относится к Х в. н.э., остальные – к XI-XII вв.) [7]. Текст «Киропедии» сохранился в ряде средневековых рукописей», старейшей из которых оказывается Codex Escorialensis T III 14, датируемый XII веком [8]. А ведь речь идет об авторах, которые жили в V веке до Рождества Христова…

Не по античным, а по средневековым рукописям приходится ученым выверять современные издания древних авторов… Это обстоятельство стоит вспомнить, прежде чем слепо повторять зады атеистическо-школьной пропаганды про «невежественное средневековье», якобы уничтожившее светлое наследие античности. Если все рукописи античных авторов известны нам по их средневековым копиям – это значит, что именно средневековые монахи и переписывали античные книги, и только благодаря монашеским трудам античная литература дошла до нас.

Значит – граница между Церковью и нехристианской культурой не есть линия фронта. Не все рожденное вне Церкви надо от имени Церкви осуждать и разрушать.

Знакомство с церковной историей (или, шире – с историей христианских стран) оставляет впечатление, что Церковь на словах стремилась соотнести с Евангелием все стороны человеческой и общественной жизни, но на деле она как бы молчаливо и с некоторой реалистической горечью признала, что «Царство Божие» на земле, в истории может быть лишь «горушным зерном» (Мф. 13:31). Торговым людям разрешалось продавать с прибылью; государевым людям – применять насилие, дипломатам – лукавство… Даже у палачей были духовные отцы (которые, очевидно, не ставили в вину то, что их духовные чада делали по «профессиональной необходимости» [9]).

И всем разрешалось веселиться. Нет, церковные проповедники обличали смех и смехотворство. И все же начальник, который на собрании объявляет бой опозданиям, но при этом не заводит «книгу прибытий и отбытий» сотрудников и реально не наказывает их за опоздания, по сути – разрешает опаздывать.

Вот и на Руси удивительным образом сочетались церковные проповеди, осуждающие смех и игру – и государственная (по крайней мере до XVI века [10]) поддержка скоморохов. Даже в начале XVII века ряженых принимали в архиерейских домах. И лишь «боголюбцы» середины семнадцатого века принялись всерьез переиначивать народную и государственную жизнь на всецело церковных началах (так, на свадьбе царя Алексея Михайловича впервые не было скоморохов). И эта серьезность очень скоро кончилась срывом: «боголюбцы» стали лидерами раскола. Люди, которым запретили смеяться, вскоре начали себя сжигать… [11]

Русские народные сказки (если знакомиться с ними не по авторским, литературно-приглаженным переложениям), также полны волшебства. Вот прочитал я в очередной анти-поттеровской брошюре, что «герои сказок – крещеные русские люди… Тут нет вживания героев сказок в мир их заклятых врагов – колдовских и волшебных участников сказок». Прочитал – и тут же пошел к тому книжному шкафу, где у меня стоит афанасьевское собрание русских сказок. Взял первый том, попавшийся под руку, и открыл первую же попавшуюся сказку (честно: не искал!). Оказалось – «Иван Быкович».

Ее главный (и, безусловно, положительный) герой рожден коровой. Он умнее, храбрее и сильнее царского сына. Он владеет магическим искусством оборотничества («поутру ранешенько вышел Иван Быкович в чистое поле, ударился оземь и сделался воробышком…»). Баба-яга ему помогает. Волшебной палочкой он действует не хуже Гарри Поттера: «„Вот тебе, Ванюша, дубинка, – говорит старик, – ступай ты к такому-то дубу, стукни в него три раза дубинкою и скажи: выйди, корабль! выйди, корабль! выйди, корабль! Как выйдет к тебе корабль, в то самое время отдай дубу трижды приказ, чтобы он затворился; да смотри не забудь! Если этого не сделаешь, причинишь мне обиду великую“. Иван Быкович пришел к дубу, ударяет в него дубинкою бессчетное число раз и приказывает: „Все, что есть, выходи!“ Вышел первый корабль; Иван Быкович сел в него, крикнул: „Все за мной!“ – и поехал в путь-дорогу. Отъехав немного, оглянулся назад – и видит: сила несметная кораблей и лодок! Все его хвалят, все благодарят». Старичок этот примечателен еще тем, что веки ему приподнимают 12 молодцев вилами (гоголевский Вий тут послабже будет). Женится Иван, в конце концов, на женщине, которая умеет превращаться в звезду не хуже каббалистической Лилит: «Вот плывут они день и другой; вдруг ей сделалось грустно, тяжко –ударила себя в грудь, оборотилась звездой и улетела на небо. „Ну,– говорит Иван Быкович, – совсем пропала!“ Потом вспомнил: „Ах, ведь у меня есть товарищи. Эй, старички-молодцы! Кто из вас звездочет?“ – „Я, батюшка! Мое дело ребячье“, – отвечал старик, ударился оземь, сделался сам звездою, полетел на небо и стал считать звезды; одну нашел лишнюю и ну толкать ее! Сорвалась звездочка с своего места, быстро покатилась по небу, упала на корабль и обернулась царицею золотые кудри» [12]