Но если Он невыразим, если о Нем нечего сказать, то нужен ли Он вообще? И есть ли Он? Некоторые современные исследователи выводят охватившее Россию безверие как раз из апофатического богословия, логически приводящего к отрицанию Бога. Едва ли это так: вера никогда не сводилась к богословию, оно само всегда играло в ней подчиненную роль. Тем более в России, где, по мнению многих (едва ли не всех) наших философов и религиозных мыслителей, богословия и вовсе не было.
Настолько худо было со своими религиозными мыслителями, что чуть ли не двести лет (до, во время и после Петра) Россия пользовалась "украинскими наработками": оттуда шли не только идеи и книги, но и сами богословы. Через этот канал осуществлялось влияние богословской мысли Запада, что подробно разобрано Г. Флоровским, который считал, что богословие вообще чуждо православию. "Запад богословствует, - писал он, - когда Восток молчит, или, что всего хуже, необдуманно и с опозданием повторяет западные зады" /32/.
Еще до него В.С. Соловьев писал, что православные богословы используют католические доводы против протестантов, а протестантские - против католиков, ничего, в сущности, не добавляя своего. "Русское богословие, полагал он, - ничего существенного не привнесло к сокровищам духовного знания, завещанного ей Востоком, и доселе держится исключительно на определениях и формулах VII и VIII-го века, как будто с тех пор ничего не произошло, как будто со времен последних великих учителей Востока св. Максима Исповедника и Иоанна Дамаскина, ум человеческий не поднимал новых вопросов и сомнений, и как будто, наконец, новоевропейская философия и наука не представляют для современных богословов такой же умственной пищи, какую находили в древней греческой философии великие богословы прежних времен!" /33/.
С ним согласен В.В. Розанов, в изложении которого даже Победоносцев весьма нелестно отзывался о работе нашего православия над идеей Бога: "Нашим дуракам все было дано, но наши дураки надо всем заснули. Ну, и не разбудишь их! Куда. Сытые и видят золотые сны. Это весь наш Восток, ленивый, бездушный, который воображает, что если уж "истина" попала им в руки, то уж что ж тут и делать, "истина" сама за себя постоит, а они могут сладко дремать на сладких пирогах" /34/.
А в самом конце периода безраздельного господства официального православия в России митрополит Антоний Храповицкий писал: "Нужно признаться открыто всем, что система православного богословия есть нечто искомое, а потому нужно тщательно изучать его источники, а не списывать системы с учений еретических, как это делается у нас уже в течение двухсот лет".
Потом пришел период религиозных гонений, не до богословских трудов стало. При всем том сегодня мы только и слышим, что о "необычайной глубине" православной богословской мысли, хотя оснований для таких утверждений еще меньше, чем для разговоров об особой православной святости. Однако соответствием торжественных деклараций реальному положению дел в России всегда интересовались мало. Как, впрочем, и самой жизнью, что особенно губительно сказывалось и сказывается на судьбах нашей страны.
Мироотрицающая составляющая русского православия
Святость, которую превозносит русское православие, не подразумевает никакой заботы о делах земных. Восторгались теми, кто избирал "благую часть", кто шел "в Марии", а "Марф" не было и нет. (Е.Н. Трубецкой: "Если, не имея духовной высоты Марии, человек уходит от любящих забот о своем народе, оправдывая свое бездействие нежеланием походить на Марфу, он эти обнаруживает х о л о д н о е с е р д це, то есть отсутствие того самого, что в человеке всего дороже" /35/). У нас же всякая забота о земном устроении рассматривается как отказ от главного - от служения Богу, от достижения святости.
"Печься о столах" у нас некому, церковь учила только погружаться в себя, терпеть, созерцать - это, дескать, главное. И это умели в избытке. В.С. Соловьев писал, что у нас есть "...созерцательность, покорность, терпение. Этими добродетелями долго держалась наша духовная метрополия Византия, однако они не могли спасти ее. Значит, одних этих восточных свойств и преимуществ самих по себе - мало" /36/. Очень даже мало, нужно все-таки что-то делать и в этой земной жизни. А ею наше православие заниматься решительно не хотело и не хочет. Хотя этого недвусмысленно требует Библия: "Если кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного" (1 Тим 5:8). Отрекаются и еще как - ставя отречение себе в заслугу. В России полно неухоженных, обделенных всякой человеческой заботой людей - и при этом очереди в монастыри.
Читать дальше