А. Спасский: Лекции по истории западно–европейского Средневековья

Не лучше дело обстояло и с торговым людом; закон берет купцов под опеку точно так же, как и куриалов, и обращает торговлю в повинность. Императорские постановления организуют торговые корпорации как служебное тягло, записывают в них членов и обязывают непременно заниматься торговлей, вводят наследственность, создавая таким образом из торговцев особую касту, и вообще обставляют торговое дело массой точных и мелочных предписаний. «Императоры приказали, чтобы была дешевизна», — так начинается эдикт 302 г., и затем устанавливаются цены на товары, и отступление от них преследуется как уголовное преступление. Этот эдикт очень характерен: когда живой силы уже не хватает, когда отдельные части Империи уже не могут обмениваться и продукты вследствие этого дорожают, то появляется правительство и приказывает, чтобы настала дешевизна!

Кроме городского населения в римском государстве старых времен был обширный класс мелких землевладельцев, составлявших сельское население и пользовавшихся свободой. История этого класса недостаточно ясна, но его положение в последние времена Империи обрисовано в источниках со всей ясностью. Здесь бросается в глаза тот факт, что с конца IV в. в областях западной половины Империи этот класс мелких собственников совсем исчез, и его место в общественном составе заняли так называемые колоны. Колоны — это люди, не имевшие собственного земельного участка, но селившиеся на чужой земле с обязательством обрабатывать ее и платить за это определенные подати. В первоначальном смысле колон — это арендатор, связывавший себя с помещиком свободным договором. Но с течением времени свобода договора была утрачена колонами; законодательством IVв. колоны были прикреплены к земле и вместе с тем к тому господину, который владел землей. Колоны к концу Империи — это крепостные люди позднейших времен, так что позднейшее крепостное право есть простое наследие законодательства о колонах. В сущности, положение колона мало чем отличалось от положения раба; он не мог занимать никакой должности, ни оставлять своего поля; в случае побега его ловили как беглого раба и жестоко наказывали. Само законодательство вводило его в счет наравне с рабочим скотом и плодовыми деревьями, а недостаток рабочих сил часто заставлял богатых землевладельцев зачислять в колоны своих рабов. Чтобы избавиться от гнетущего положения, колоны следовали за куриалами в леса и к варварам, и целые пространства земли на западе оставались невозделанными. Не приводя лишних примеров, достаточно сослаться на тот факт, что к началу V в. в счастливой Кампании, лучшей провинции Империи, было более полумиллиона необработанной земли.

Таково было состояние Римской империи к тому времени, когда она готовилась встретить последний натиск варваров. В ней была масса должностных людей, были громадные своды законов и всевозможных предписаний, но не было живых сил, не было средств, чтобы поддержать свое существование. Обширная Империя истощила самое себя, и она пала, как падает всякий организм, которому отказались служить его собственные силы. Вот почему Западная Римская империя почти без труда досталась варварам, и ее падение совершилось незаметно, без всякого шума: это было не падение, а медленное разложение и умирание.

Вопрос о происхождении германских племен в современной научной постановке. — Теория о происхождении семьи и собственности у первобытных народов (матриархат и патриархат) и разбор ее. — Характеристика жизни германцев по данным Юлия Цезаря и Тацита. — Взаимоотношения между германцами и римлянами: а) влияние Рима на германцев; б) образование новых союзов среди германских племен, их борьба с Римской империей и окончательные итоги.

В то время как Римская империя доживала последние минуты своего исторического существовании, на северо–востоке Европы все более и более усиливалось движение, которое должно было нанести последний удар Риму. Северо–восток Европы остается той частью нашего материка, куда римское оружие тщетно пыталось проникнуть в течение целых столетий. Не гонясь за мелочной точностью, границами Римской империи в Европе можно положить со стороны Галлии Рейн, со стороны греческого юга — Дунай. Правда, эти реки представляли собой очень малое препятствие для императорских когорт, и в счастливые моменты военной истории римские полководцы заходили со своими войсками далеко за Рейн, — даже до берегов Эльбы, но прочно утвердиться в зарейнских и задунайских провинциях им никогда не удавалось. Причинами этого служили отчасти географические и климатические особенности европейского северо–востока, отчасти варварский способ ведения войны со стороны населявших его племен. Если окинуть одним общим взглядом тогдашнее пространство, лежавшее за Рейном и Дунаем, то мы увидели бы один неизмеримый лес, над однообразной поверхностью которого возвышаются горы, подобные лесистым островам. Обильные воды, катящиеся в больших речных бассейнах и впадающие в море среди пустынных берегов, не вносят почти никакого оживления в эту монотонную лесную картину. Можно было бы подумать, что эта часть Европы представляет собой необитаемую пустыню, если бы просеки, новилы и поселения, рассеянные кое–где, не свидетельствовали о присутствии человеческой руки. «Кто решился бы бороться с опасностями, — спрашивает Тацит, — и оставить Азию, Африку или Италию, чтобы переселиться в Германию, эту необработанную страну, с суровым небом, мрачной и дикой наружностью?»