Кристина Рой - Пробуждение

Приветствую тебя от всего сердца с пожеланием, чтобы письмо мое застало тебя в добром здоровье. Я знаю, что недолго мне уже осталось быть на этой земле и что скоро я предстану пред Господом, чтобы дать ответ за мои злые и добрые дела. Я не могу уйти из этого мира, не простив тебя. В душе я долго таила на тебя обиду за то, что ты Марийку не смог защитить от своей матери. Я знаю, что ты ее любил, но свою любовь ты должен был проявить иначе! Когда она вернулась ко мне, измученная и голодная, я готова была проклясть тебя и весь твой род, если б не то бедное не рожденное еще дитя в ее чреве. Господь сохранил меня от этого греха. Она, моя сломанная лилия, написала тебе длинное письмо, и мы с нетерпением ждали ответа; но письмо это ты не получил; оно попало в руки твоей матери. Вот я прилагаю ее ответ. Прочти, что она ей написала, как она ее порочила и позорила! Но Марийке это уже не могло причинить боли, так как она к тому времени ушла туда, где нет больше ни горя, ни слез. Но тем больнее было мне. Так как ты не пришел к нам и не написал ни строчки, я не сочла нужным сообщить тебе о ее смерти. Но в день ее погребения пришло твое письмо, в котором ты мне сообщил, что Марийка утонула в Ваге; однако одновременно мы получили и отвратительное письмо от твоей матери. Если ты его прочел, то поймешь, почему я вам не ответила. Сегодня пишу тебе, чтобы ты хотя бы после моей смерти узнал, как все это было.

Почти весь день Марийка писала тебе свое письмо; только когда ей становилось очень плохо, она на короткое время откладывала ручку. Потом наступили часы, которые были бы мучительны для нее, будь она в вашем доме! Как она, такая слабенькая, смогла бы их пережить? Но Отец Небесный был очень милостив к ней: она недолго мучилась. Дитя появилось на свет скоро, хотя оно было худеньким и слабым, но хорошеньким и живым. Дочь ему очень обрадовалась. Так как она была спокойна и добра, дитя тоже было таким же и почти не плакало. Мой старик и я обрадовались, что все так счастливо закончилось и что она весь день провела со своим ребенком. Мы только с нетерпением ждали тебя. Ночью она очень крепко спала, а проснувшись на рассвете, тебя больше не вспоминала. Она сказала, что Господь Иисус Христос ее позвал, что она скоро уйдет к Нему. Она за все сердечно меня поблагодарила и просила воспитать и ее доченьку. И мужа моего она поблагодарила. Затем она нас обоих поцеловала и последним - своего ребенка. Мы слышали, как она ему наказала: "Утешь своего отца!" Мы ее уложили, и она будто заснула, но потом еще раз открыла глаза и помолилась за тебя и за твою мать, и с этой молитвой она предстала пред престолом Господа. Когда мы на третий день отправились в Л., чтобы похоронить Марийку, то взяли с собой и осиротевшую малютку, чтобы ее там окрестить. В то время у меня были уже ваши письма. Опечаленная и огорченная, я решила не сообщать тебе истины, пока ты сам к нам не придешь. Пусть она для ва с останется утопившейся, и пусть люди обвиняют твою бессердечную мать за то, что она довела сноху до страшного греха. Поэтому я попросила господина пастора и нотариуса общины не посылать официального сообщения вашему пастору и правлению общины о ее с мерти, а отдать мне метрическую выписку Аннушки и свидетельство о смерти Марийки, объяснив, что я эти документы вместе с ребенком передам лично тебе. Я так и намеревалась поступить, потому что ждала тебя.

Нотариус был пьяницей, который за деньги делал все, а пастор как раз собирался на пенсию. Похороны были его последним служебным делом, и он был доволен, что я взяла все на себя. Так я позаботилась, чтобы эта весть к вам не дошла. Когда я вскоре узнала, что ты уехал в Америку, мне было очень жаль, что ты даже не попрощался и я не смогла показать тебе твоего милого ребенка.

Мы с нетерпением ждали тебя, но ты не появился, и мой Егор сказал: "Кто знает, вернется ли он когда-нибудь. Запишем девочку на наше имя и будем воспитывать ее как свое собственное дитя, с тем чтобы ей когда-то оставить все нажитое нами". Я очень обрадовалась его предложению, и мы так и поступили. В тот год мы обменяли нашу мельницу на мельницу Парубка и переселились из X.

в Г., где люди нас не знали, так что Аннушке никто не мог сообщить, что она нам неродная. Лишь позднее, когда она подросла, мы сами сказали ей, что мы только ее крестные, а ее родителей нет в живых.

Это было в то время, когда ты находился в плену и тебя считали погибшим. Когда умер мой муж, девочка была единственным моим утешением. Конечно, меня начала мучить совесть, когда я услышала, что ты пришел домой. Что сказала бы Марийка на то, что я Аннушку присвоила себе и не послала ее к тебе для утешения, как она повелела? Но стоило мне только подумать, что она попадет к твоей матери и что она так же будет мучить ее, то меня охватывал ужас. Потом твоя мать умерла, и ты остался один. В то время по ночам я часто плакала от угрызения совести, но не находила силы разлучиться с моей радостью. Я Марийку очень любила, но еще больше - ее дитя, потому что Аннушка мне и Егору воздала за всю любовь. Ну вот, я повинилась перед тобой в своем грехе и прошу ради Иисуса Христа простить меня за то, что столько лет оставляла у себя твоего ребенка себе в утешение.