- Ну а мы еще бедней старики да старушки, ткать у нас некому. Поэтому привезли яблок. Яблочки сами снимали одно к одному. А сестры положили кошелку яиц да несколько мешков кудели - доброе полотно будет. Христа ради примите от нас.
Так гости из деревенских общинок, братья и сестры, один за другим выступали с короткими обращениями, полными возами дополняя всеобщий восторг. Эта часть служения была настолько потрясающей, что из числа неверующих гостей встал мужчина и со слезами на глазах, путаясь в словах, заявил:
- Да, действительно. Я прожил свою жизнь бесцельно, бездумно. Сегодня я увидел и услышал то, чего сроду не встречал, но без чего жить нельзя. Я увидел настоящую любовь между людьми...
Недоговорив, он упал на колени в раскаянии. Молился он очень кратко, прижимая руки к груди: "Боже мой, Боже мой! Буди мне грешному!" За ним стали раскаиваться пред Богом и другие, и все собрание в доме и на улице огласилось молитвами. В слезах сокрушения молились и некоторые верующие, прожившие жизнь бесплодно.
Никто не заметил, как село солнце и начали сгущаться сумерки. Многие из приехавших с родителями детишек заснули на возах с сеном, на кроватях в жилых комнатах, у взрослых на коленях, а расходиться никому не хотелось. Когда же наконец дальние гости напомнили о своем отъезде, все встрепенулись, и после краткой заключительной проповеди и молитвы сердечно с ними попрощались. Остающимся было объявлено, что весь следующий день праздник будет продолжаться. Располагающим временем предложили оставаться праздновать до конца.
Отъезжающих гостей пошли провожать на станцию с пением. Пели, пока ожидали поезд, пели, когда гости садились в вагон, с пением провожавшие возвратились в дом молитвы. Не разъехались по домам гости из деревень и ближних городов. Оставшихся пригласили со двора в помещение, и дом опять был полон народа. Неутомимая молодежь своим служением много еще радовала сердца присутствующих, и только далеко за полночь, после горячей благодарственной молитвы, местные стали расходиться по домам, а гости располагаться на ночлег. Долго еще продолжался гул голосов разговаривающих, потом он стал переходить в шепот и наконец стих совсем. Спокойным был сон народа Божьего, напоенного благодатью.
Наутро все пробудились еще под впечатлением предыдущего дня, и перед общей молитвой брат прочитал соответствующее место: "Когда я пробуждаюсь, я все еще с Тобою" (Пс.138:18). Брат отметил, что душа жаждет присутствия Божьего, и это общение со святыми на земле во имя Господа драгоценно. Это Фавор наших дней. Но увы, оно сравнительно коротко, подобно кратким мгновениям общения Петра, Иоанна и Иакова с преображенным Христом.
Утреннее собрание, несмотря на значительно меньшее количество гостей, явилось продолжением "Фавора". Вспоминая прочитанный утром текст, присутствующие вновь почувствовали смысл слов: "Пробуждаясь, я все еще с Тобою". Таким же стройным было пение в сопровождении фисгармонии; декламации и струнный оркестр - все славило Господа.
Перерыв на обед был короче, так как сестры-хозяйки вполне освоились со своими обязанностями. Трапеза любви началась уже без обычных неловкостей, просто и естественно, как в семье. Очень многое вспоминалось из жизни братства. Большое внимание привлекло повествование Арсентия о своем ужасном прошлом. За ночь он выучил наизусть повесть об обращении одного разбойника, рассказал ее со слезами, затем, к удивлению всех, изложил целую вдохновенную проповедь.
Много простых, но мудрых примеров привели деревенские братья в проповедях и рассказах. Однако самым волнующим было выступление деда Никанора после того, как он прочитал текст из Библии: "Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обреченных на убиение?" (Прит.24:11).
- Это было двенадцать лет назад, мы тогда впервые услышали Слово Божье от пленного австрияка. Он нас и окрестил обоих со старушкой моей. Верующих было мало в округе, и мы верст за двадцать ходили, чтобы повидаться со своими. Да и то тайком от сельчан, а особенно от попа да урядника. После войны пленным разрешили вернуться на родину. На прощание меня братец благословил вот этим самым словом: "Спасай взятых на смерть". Вот я как-то шел, а сам размышлял: и к чему бы мне это было сказано? Да так и не заметил, как подошел к маленькой деревушке Починки нашего же Раменского прихода. Вдруг слышу из крайней избы раздается такой страшный бабий вопль, вроде как над умершим. Я у избы остановился, сенки были открыты, и меня какая-то сила толкнула в избу. Возле порога стоял в нерешительности парень, который держал в руках крышку гробика. Под образами, наклонившись над ребенком, голосила старая женщина. Мурашки от ужаса прошли по моему телу: я увидел детский скелет, обтянутый почерневшей кожей. В яминах глаза были открыты и не моргали, рот полуоткрыт. Когда я прикоснулся к женщине, она как бы очнулась, на минуту притихла, глотая слезы. Но потом с новой силой стала голосить и рассказывать, что вот уже год, как она мучается с парнем, что он уже весь высох, а утром перестал дышать, видно, помер. Я растерялся и стоял в нерешительности, но вдруг ясно услышал: "Спасай взятых на смерть". Поднял я с пола рыдающую женщину и приказал ей немедленно запрягать подводу.
Читать дальше