Николай Храпов - Счастье потерянной жизни - 3 том

Утром друзья проводили Владыкиных до автобуса. Не помня себя от волнения, Павел с Наташей закрыли за собой последний раз дверь комнаты и вручили ключ брату-коменданту, с пожеланием, чтобы в ее стенах продолжало прославляться имя Иисуса. Перед посадкой в автобус, Павел снял шапку и, в последний раз, оглядев вершины гор, загорающиеся малиновым рассветом, молитвенно произнес: "До сего места помог нам Господь!!!"

— Что, жалко расставаться что ли? — с усмешкой заметил шофер, нетерпеливо держась за рычаг коробки скоростей, — ныряй скорей да плюнь позади себя.

Павел с Наташей, войдя в машину, неторопливо разместились сзади шофера, наблюдая, как он старательно набирал скорость, покидая Усть-Омчуг.

— Да, — сказал Павел, — конечно, мы рады возвращению, после 12-летнего скитания по этим местам, но скажем, словами Библии: "Межи мои прошли по прекрасным местам, и наследие мое приятно для меня" (Пс.15:6). За все, слава Богу!

Автобус мчался, как птица — это соответствовало и желанию Владыкиных; он то взлетал с рычанием, по серпантинам, на горные перевалы, то устремлялся вниз, оставляя сзади себя снежные вихри; осторожно, по ступицу в воде, пересекал горные потоки или с отвагою врезался в кашу, по-весеннему раскисшего снега, на трассе и, причудливым веером брызг, обдавал почерневшие валы, расчищенных снеговых заносов, по краям трассы. В природе и на сердце Павла с Наташей царило ликование. С горных перевалов Владыкин, осматривая знакомые горные вершины, с упоением рассказывал жене о тех или иных особенностях, но она продолжала молча, с закрытыми глазами, услаждать себя радостью возвращения в свой родной Ташкент. Иногда, такое непочтительное отношение к рассказчику, волновало его душу, но у жены всегда находились свои объяснения; и он, в основном, один, своими яркими воспоминаниями, отмечал убегающие картины прошлого и, прощаясь с этими местами, не раз возносил усердные молитвы хвалы и благодарения Богу. Ведь, он так сросся со всем этим! Да, и как можно расставаться со всем этим равнодушно, когда эти горные вершины, скальные уступы и таинственные заросли на берегу потоков были свидетелями усердных пламенных молитв, при жгучих испытаниях — был ли это куст стланика, где братья-отшельники, на Пасху, обливаясь слезами, пели: "Страшно бушует житейское море…", или знакомая трасса на берегу Армани, где Павел перенес большие искушения, связанные с воспоминаниями о Кате, и где Господь особо посетил умилением его застывшую душу. А, вот, и почерневший каркас от его палатки…

Подъезжая к Магадану, он всегда любовался широкой равниной, которая на Востоке оканчивалась вытянутым отрогом с, отдельно стоящей сопкой, окутанной дымкой. Это была лесная падь и, как впоследствии ему стало известно, что где-то там, в самой ее гуще, при распиловке дров, у "козла" закончил свое мученическое поприще, служитель русского братства баптистов — Петр Яковлевич Вине.

Магадан встретил Владыкиных бурной, весенней оттепелью; а Альберт Иванович — по-детски, радостными рукоплесканиями и дружескими христианскими объятиями. Остановились Павел с Наташей в транзитном городке, встали на учет в управлении и были в восторге от того, что все оформление на выезд, было сделано очень быстро и совершенно беспрепятственно.

Расставанию с Кеше Альбертом Ивановичем был уделен целый день и вечер. В беседе с друзьями, он радостно сообщил, что его сына скоро будут этапировать, в административном порядке, как ссыльного, сюда, в Магадан; а здесь его ожидает и рабочее место, и светлая перспектива в учебе. Потом заявил, что он сам, осенью текущего года, должен быть освобожден из очередного заключения, после десятилетнего отбытия. В связи с этим, он задал такой вопрос Павлу с Наташей:

— Друзья мои, что вы мне посоветуете? Через несколько месяцев я освобождаюсь, паспорт мне дадут такой, что мне, с ним, придется искать там, на "материке", такую же Колыму, а я уж наскитался чрезмерно. Учитывая все это, я хочу остаться здесь; для этого, вот, и вызвал сына, с ним я не виделся более десятка лет. Кроме того, собираюсь сделать письменное предложение кому-нибудь из сестер (моих старых друзей) с тем, чтобы она смогла разделить со мной мое одиночество. Таким образом, я хотел бы, хоть в моей старости, создать некоторый семейный уют и, может быть, в нем закончить мое земное поприще. Что вы, на это, мне скажете?

Павел внимательно слушал старца и затем, не торопясь, высказал свое мнение:

— Мой милый друг и брат, по части твоего закрепления здесь, отвечу самым категорическим протестом. Ходить по этим улицам, где прошел не один миллион человеческих ног, зная, что все они зарыты в вечной мерзлоте — это ужасно. Ездить по этим трассам, где чуть ли не каждый километр устлан людскими костями — это очень уныло. И жить среди тех, с кого ничем не смоешь слезы и кровь пролитую — это нестерпимо. Мой совет только один: освободишься — немедленно выезжай, а Бог укажет путь.