Станислав Сенькин - Украденные мощи. Афонскиерассказы

— Я не силен в таких вещах, отче, — Григорий стал жалобно просить духовника благословить его на пустынножительство. — Там мне будет спокойней — исихия [1] Этико-аскетическое учение о пути человека к единению с Богом через очищение сердца слезами и через сосредоточение сознания в себе самом; для этого была разработана система приёмов психофизического самоконтроля, практика молитвы Иисусовой. . Буду плести четки и есть свой скудный хлеб, молясь Христу в глубокой тишине.

— Понимаешь, какое дело, — отец Евфимий всегда пребывал в каком-то покое, в другом состоянии духа Григорий пока его не видел, — то, что ты осознал свою неспособность к послушанию, — это признак смирения. Но твое стремление в пустыню есть признак уже демонической гордости. Ты хочешь убежать сам от себя, от своей неспособности смиряться.

— От боли!

— Да, и от боли тоже, — духовник вдруг стал говорить еще более вкрадчиво: — Григорий, я хочу открыть тебе одну тайну, но ты должен пообещать, что никто об этом не узнает.

Заинтригованный монах сразу согласился:

— Конечно, отче, я буду нем, как могила.

— Так вот, слушай. Недавно мне было от Господа откровение о самых смиренных людях Афонской горы. Увиденное так поразило меня, что я вначале даже усомнился в божественном источнике этого откровения. Но затем все стало на свои места, — отец Евфимий вдруг задумался, словно что-то вспоминая. — Так вот, на вершине этой святой пирамиды стоит отец Богдан — македонец, который живет в Кавсокаливии, в келье великомученика Димитрия Солунского. Я давно его знаю, Григорий, он плетет четки, зарабатывая этим на жизнь. Мне бы хотелось, чтобы ты немного поучился у него настоящему смирению, поэтому я отправлю тебя к нему с одним личным поручением.

— Здорово! — Григорий полностью отошел от своих скорбей и уже представлял себе встречу с самым смиренным афонским подвижником, а может быть, одним из самых смиренных людей мира. Великая благодать!

Духовник вытащил из кармана рясы сто евро и медленно передал деньги Григорию:

— Завтра бери благословение у игумена и поезжай в Кавсокаливию. Скажи отцу Богдану, что я хочу купить у него четверо четок. Теперь иди в келью, уже поздно, — он опять задержал его на мгновенье, взяв за рукав. — Правило-то выполняешь?

— Конечно, все так, как вы мне и назначили: семь четок с поклонами.

— Ну, хорошо, иди, дорогой.

— Благословите, отец! — и Григорий радостно пошел в свою келью, думая о завтрашнем дне.

На следующее утро молодой греческий монах — обладатель скверного характера, получив благословение игумена, сел на паром и отправился в скит Кавсокаливию учиться смирению. Паром плыл вдоль святого полуострова, и монах наслаждался прекрасным видом афонских монастырей и скитов, окруженных зеленой растительностью. Кавсокаливия была последней остановкой, и плыть нужно было еще долго. Григорий заметил одного знакомого сиромаху [2] Сиромашество — особый вид афонского монашества. Представители его не имеют никакого жилища, ночуют часто под открытым небо, питаются сухарями, которые раздают в монастырях для подобных бедняков. — русского монаха, уже целый год ходящего по горе от монастыря к монастырю:

— О! Здравствуй, Николай, как твои дела?

— Очень хорошо, как у тебя? — Николай плохо говорил по-гречески и знал только самые простые фразы.

— Да нормально. Ты сейчас куда?

— В Григориат. А ты куда? — они говорили громко, перекрывая шум ревущего мотора.

— Я в Кавсокаливию к отцу Богдану, знаешь такого?

Николай, похоже, удивился:

— Да кто ж не знает этого злого монаха?

— Злого?! — Григорий подумал о том, как велика зависть диавола. Самого смиренного человека Афона какой-то русский проходимец зовет злодеем. — Молчи уж лучше, Николай, ты уже и сам, как я гляжу, обозлился. Езжай-ка лучше обратно в свою Россию. Что вы все рветесь сюда, как будто у вас там Бога нет?!

Николай, обидевшись, наспех попрощался с ним и отошел в другую сторону парома, а Григорий, уже укорявший себя за вспыльчивость, погрузился в молитву…

Наконец, паром подошел к последней пристани. Седовласые старцы с мулами, нагруженными всевозможными тюками, молодые послушники с торбами, рабочие и восторженные паломники — все смешались на выходе с катера в одну разнородную толпу. Григорий спросил у одного вежливого схимника, у которого был на удивление спокойный навьюченный мул, где тут в скиту находится келья великомученика Димитрия. Получив исчерпывающий детальный ответ, он улыбнулся, поняв, что отец Богдан достаточно известный монах, а может быть, и почитаемый старец, — странно, что раньше он ничего о нем не слышал. Поблагодарив схимника и сжав покрепче посох, Григорий стал подниматься по древним каменным ступенькам.